— Вы хотели бы вернуться к власти?
— Нет. Даже если б вы могли меня вернуть.
— Эрвин говорит… простите, милорд, но Эрвин полагает, что ваш сын — плохой правитель.
— Еще бы. Крейг — медведь. Боги прокляли его, от рождения наделив силой. Все в жизни давалось ему за счет одной лишь силы — и ум не развился за ненадобностью. Счастливым для Нортвуда станет день, когда Крейг помрет.
— Милорд, вы же можете завещать власть среднему сыну! Хорас производит впечатление…
— Две трети нортвудских вояк обожают Крейга. Назвать наследником Хораса — подписать ему смертный приговор. Крейг ни за что не покорится, и большинство мечей встанет за него. Кха-кха-кха… Сибил была надеждой. Ей доставало ума, чтобы править, и харизмы, чтобы совладать с Крейгом. Ее он слушался хоть изредка. Но Сибил впуталась в интригу — при своем нраве она и не могла иначе. Ничего нельзя изменить. Кха-кха… Да чаю же наконец!
— Милорд… мой брат весьма недоволен Крейгом, как и владычица. Если вы согласны, я могу посодействовать вашему возвращению к власти.
— С меня хватило политики. Я играл в тридцать лет, в сорок, в пятьдесят. На шестом десятке еще доигрывал начатые партии. А теперь… Я вам благодарен, миледи. Вы дали мне спокойно уйти — это весьма ценный подарок. С годами поймете… Кха-кха… Все поймете.
— Ваш чай, милорд!
— Отчего так долго, Фарсон?
— Виноват, милорд, угли остыли. Пришлось раздувать наново.
— Век искры, торжество прогресса. Угли остыли… Видите, миледи? То-то же.
Элиас Нортвуд сделал несколько глотков. Теплая жидкость согрела его нутро, хворь притихла, больше не пробиваясь кашлем. На лице графа проступило умиротворение.
— Желаете ли, миледи, поговорить о чем-то еще? Политика меня не волнует, но если вам угодно поддержать беседу о мореходстве…
— Вы слыхали про уэймарского узника?
— Слыхал мельком. Собственно, как все. Шутка ли — слуга Темного Идо!
— Вы верите?
— В слуг Темного Идо? Каждый из нас иногда ему служит. Но чтобы кто-то нарочно нанялся к Темному, еще и взял у него силу — нет уж, это оставьте детишкам.
— Как думаете, кем был этот узник?
Граф повел бровью, в старческом лице на миг проявилось острое, умное лукавство.
— Вассалом вашего отца, леди Иона.
— Простите?!
— Во время Войны за Предметы я еще принимал политику всерьез. Прикармливал шпионов в каждом Великом Доме, Шейланд не был исключением. Об узнике я узнал спустя месяц после его появления — и спустя два месяца по окончанию войны. Шпионы не выяснили имени узника, но сказали, что живет он в башне, и сам граф к нему захаживает. А двумя месяцами раньше тут собирался цвет Империи: владыка, принц, великий герцог Ориджин, новоявленный приарх Альмера, хитроумный Айден… Когда все разъехались, возник почетный узник в башне. Что мне было думать?
— Граф Шейланд захватил пленника?
— Отчего нет?
— Как могли этого не заметить?
— На войне гибнут люди. Пропавшего без вести легко счесть погибшим. Шейланд мог взять в плен какого-нибудь западника — но это было бы естественно и не составило бы тайны. Из секретности, окружавшей узника, я понял: Шейланд захватил человека Ориджинов.
— Зачем, милорд?
— И я задумался — зачем? Для продажи — мелко. Вызнать какие-то сведения — возможно, но не слишком полезно: пока Шейланд достаточно окрепнет для конфликта с вами, все сведения устареют. Для заговора? Вот это ценно. Граф Винсент хотел сшить интригу против вас, ему нужен был помощник изнутри — вассал Первой Зимы, доверенный герцога. На эту роль и готовили пленника. Сперва уговором, потом, когда не поддался, — пытками. Вы же знаете, что узника в первые годы сильно обрабатывали? Мои шпионы даже боялись спросить, как именно. Докладывали только: «Делают его изо всех сил». Но так и не доделали: видно, устарела та интрига, которую замышлял Шейланд. Прошло подходящее время, узник стал бесполезен — граф и плюнул на него. Замуровал в темнице, и дело с концом. Потому, миледи, не верьте басням про Темного. Хотел бы узник идовой помощи — призвал бы Темного в начале, когда изнемогал под пытками. А десять лет спустя — что уж…
— Милорд, я не хочу выказать недоверие, но ваша версия звучит странно для моих ушей. Зачем графу Винсенту интриговать против Ориджинов, которые только что спасли его?
— Вы молоды, — усмехнулся Нортвуд.
— Я слыхала, что узник был воином Закатного Берега, похитившим несколько Предметов, из-за которых его и пытали. Не правдоподобней ли такая версия?
— Юная леди, а какой толк графу Шейланду от взятых ниоткуда Предметов? Если узник взял их прямо из Дара, а Шейланд — у узника, то эти Предметы не внесены в реестры. Стоит графу кому-то показать их — как он сам будет обвинен в краже.
— Вы отказываете ему в воровстве, но приписываете пленение и унижение союзника. По-вашему, граф Винсент обладал весьма странной моралью.
— А вы верите в мораль?.. Милая леди… Кха-кха. Впрочем, настаивать не буду, могу ошибаться. Была, помню, и другая версия. Вы знали, что уже после победы в войне, во время торжеств погибли два человека?
— Килмер и Хай? — выронила Иона.
— Кто?..
— Стражники из темницы.
— А?.. Нет, нет. Этих убили, когда узник сбежал, а я говорю о том, когда он появился.
— После Войны за Предметы?
Граф отер губы платком, прокашлялся, потребовал новую чашку чаю. На сей раз Фарсон держал кипяток наготове.
— Вам стоит учесть, миледи: то была не обычная война. Западники любят набеги. Лета не проходит, чтобы где-то они не показались: в Литленде, Дарквотере, Надежде, Шейланде. Вы же, когда не лень, бьете западников. То и другое — дела обычные, части той жизни, что вертится по кругу. Но в пятьдесят шестом было иначе: закатный генерал Орис напал на Шейланд и вынес Предметы из только что прибывшего Дара. Тем самым дважды покусился на святое: и на сами Предметы, и на извечный порядок раздела — треть Церкви, треть владыке, треть местному лорду. Война приобрела окрас священной, кайры бились с особым рвением. Столица всполошилась: шутка ли — разграблен Дар богов! Владыка Телуриан боялся, что рухнет авторитет Короны: недавно только отгремел Шутовской заговор, а теперь еще это. Лично просил герцога Десмонда вернуть Предметы как можно скорее, сам же стягивал искровиков на север, ближе к границам Ориджина: чтобы Десмонд не надумал взять Предметы себе. Еще и того боялся владыка, чтобы я не сговорился с закатниками. А я мог: и граф Рантигар, и генерал Орис всячески меня убеждали. На суше-то мы, нортвудцы, слабее кайров, но в море дело иное. Мне хватало кораблей, чтобы перехватить и потопить флот Десмонда… Я удержался — не тот уже был возраст для авантюр. И война кончилась ко всеобщему счастью: закатников наказали, Предметы вернули, Север доказал свою верность Короне. Столичная знать собралась в Уэймар для торжества. Праздновали как подобает, по высшей мерке: пленных помиловали, героев наградили титулами, раненых солдат и вдов осыпали деньгами. Весь Уэймар пил столичное вино, от фейерверков небо так и пылало. Часть новых Предметов выставили в церквях, пустили людей — тут же свершился ряд чудес: десятки хворых исцелились, много бездетных барышень понесли приплод… Словом, то был роскошный, светлый праздник — вы, поди, и не видели такого на своем веку. Но посреди всеобщей радости лазурные гвардейцы закололи двух человек.
