Однако слава города померкла с Багряной Смутой: мириамцы были сокрушены, а практичные янмэйцы перенесли летнюю резиденцию в Маренго — приморский город давал больше пользы, чем речной. Арден застыл в развитии, будто накрытый колпаком, непроницаемым для времени. Ничто новое не строилось, ничто не подвергалось переменам — мещане не имели лишних денег. Они выживали на том, что оставил по себе королевский двор: шили одежду в мастерских, прежде обслуживавших королей; делали гвозди и подковы в кузницах, прежде ковавших мечи и шпаги; собирали яблоки и груши в королевских садах; ловили рыбу на лодках, в которых когда-то мириамцы катали своих темнокожих барышень. Дома подвергались бесконечному ремонту, становясь пятнистыми из-за отличий камня; экипажи использовались так бережно, что переживали четыре-пять поколений извозчиков. Шутили, что скорее в Фаунтерре рухнет цитадель, чем арденец сносит пару сапог.
Этот живой памятник истории простоял почти пять веков и переродился заново с открытием искры. Оказалось, что в окрестностях Ардена Ханай идеально подходит для плотины, каковая и была построена на исходе прошлого века. Город заполонили пришельцы: крикливые и грубые бригады строителей; важные искровые инженеры в сюртуках и пенсне, все как один близорукие от чтения схем. Исконные арденцы ненавидели и строителей, и инженеров, и саму плотину, нещадно сломавшую вековой уклад жизни. Город расцвел, наполнился искровыми огнями, монетами, высокими домами — и несчастными жителями, глубоко уверенными, что старые добрые времена ушли навсегда.
Впрочем, при всей своей значимости, плотина так и не стала главной достопримечательностью Ардена. Это место во все века занимал храм Прощание — усыпальница Прародителей и королей. Писание гласит, что Праматери и Праотцы могли заранее предчувствовать смерть. Услышав ее приближение, они отправлялись в особый храм, где проводили в молитвах последние дни, а затем отходили на Звезду. Их тела сжигались, а в память потомкам оставалась крохотная реликвия: пузырек крови каждого Прародителя. Мастера тех времен не умели делать герметичные сосуды, и за века кровь Прародителей полностью высохла, оставив лишь бурый налет на стенках пузырьков. Однако сосуды по-прежнему бережно хранились в глубокой крипте под фундаментом храма. Когда в Ардене разместился королевский двор, мириамцы сочли недурной идеей устроить себе погребение рядом с Праматерями. Темноокие короли никогда не страдали от недостатка самомнения. Они расширили крипту и вырыли по центру углубление. В этой впадине (немного ближе к царству богов) разместили пузырьки с высохшей кровью, а по периметру (на ярдик дальше от богов) поставили саркофаги с телами усопших мириамцев. Темноокие короли славились плодовитостью, так что крипта скоро заполнилась, и пришлось выкопать второй ярус под полом первого. На нижнем — более священном — этаже разместили кровь Прародителей и кости мириамских королей Третьей династии с их семьями, верхний этаж остался их предшественникам из Второго царства. Время шло, янмэйская династия сменила Третью мириамскую, однако усыпальница осталась в ходу. Янмэйцы не стали осквернять кости мириамцев переносом в другое место, но и для себя не выбрали иную гробницу — раз темнокожие лежат подле Праматерей, то чем мы хуже? Они просто добавили новый ярус, а со временем — еще один, и еще. Усыпальница ввинчивалась вглубь земли, становясь похожей на нисходящую спираль и порождая фантазии о том, будто бы такая священная форма задумывалась еще Праматерями. Традиционно пузырьки с кровью занимали самый нижний ярус; на предпоследнем покоились те из янмэйских владык, кто умер в недавние годы; более высокие ярусы отдавались императорам, давно ушедшим на Звезду. На самом верху, прямо под фундаментом храма, по-прежнему обитали мириамские кости.
Эрвин пришел к храму Прощание глубокой ночью. Спешно поданный по его приказу поезд прибыл в Арден во втором часу. Поезд состоял из малого станционного тягача и двух вагонов — это все, что удалось собрать так быстро. К рассвету будут готовы еще два поезда и перебросят к Прощанию полный батальон, но Эрвин не хотел мешкать. Он знал, что опережает Кукловода, но вряд ли больше, чем на сутки. К тому же, завтрашнее заседание Палаты сильно зависит от того, что найдется — или не найдется — в саркофаге владычицы Ингрид. Потому Эрвин взял четыре дюжины воинов и единственный готовый тягач, и со скоростью ветра примчался в Арден.
Подле храма стояла благословенная тишь, не нарушаемая ни звуком копыта, ни человеческим словом. Дюжина дозорных рассеялась по скверу, окружающему храм; Эрвин с тремя дюжинами кайров двинулся к главному порталу. Храм Прощание не имел собственной охраны. Вряд ли найдется в Поларисе место, более священное, чем усыпальница Праматерей, и вряд ли сыщется в подлунном мире вор, который покусится на эту святыню. Но огонек мерцал в одном из стрельчатых окон — в любой час дня и ночи есть в храме священник, готовый открыть прихожанам. Эрвин на минуту остановился у двери, в лунном свете рассмотрел картины деяний Праматерей, сплошь усыпавшие створку. Затем он брякнул дверным кольцом и шагнул в сторону, пропуская кайра Джемиса вперед. Священник открыл им и, не говоря ни слова, отошел с дороги. Эрвин вступил в собор следом за кайрами. Стояла гулкая прохладная тишь, высокий свод терялся в темноте, фрески на стенах казались мозаикой серых и черных пятен. В нишах прятались скульптуры, полные угрозы, как ночные хищники. Эрвин заговорил — главным образом затем, чтобы преодолеть оторопь:
— Доброй ночи, святой отец. Простите нам внезапное вторжение.
— Доброй ночи, милорд. Не нужно слов извинения, Праматери готовы услышать вас в любой час.
— Отче, мы хотели бы посетить гробницу владычицы Ингрид.
— Желаете ли, чтобы я сопроводил вас?
— Не смеем вас утруждать. Просто покажите дорогу.
— Милорд, ступайте вдоль этой линии огней, а затем спуститесь по винтовой лестнице на седьмой ярус.
Лишь теперь Эрвин заметил цепочку искр, тянущуюся по южной стене, а затем ныряющую в темень капеллы. Сказав слова благодарности, он двинулся вдоль огоньков. Вздрогнул, когда низкий голос отразился эхом от сводов, и лишь потом узнал интонации Джемиса:
— Отче, внизу есть кто-нибудь?
— Никого, милорд. Тихая ночь. Да и во всем Ардене теперь тихо — Палата и суд всех сманили в Фаунтерру.
Цепочка огней привела в капеллу с иконами семнадцати Праматерей. Фонарики освещали только лица святых; белые глазастые пятна жутковато выхватывались из сумрака. Пройдя меж двух рядов этих призрачных стражей, Эрвин приблизился ко входу на лестницу. Створки двери украшали серебристые воины с мечами в виде искр и спиралями на щитах. Они уступили без сопротивления — легко раздвинулись в стороны, открыв спуск к гробницам. Плавно изгибаясь, галерея уходила вниз, напоминая нору или гигантскую глотку. Огоньки, тянущиеся под потолком, отчего-то почти не освещали спуск. Казалось, подземный воздух проглатывал лучи сразу, едва они отделялись от фонарей. Эрвин поежился, занося ногу над первой ступенью.
— Виноват, милорд: мы экономим искру. Если желаете включить ярче, покрутите ручку в начале каждой галереи.
Голос священника прозвучал так буднично, что Эрвин рассмеялся над собственными страхами.
