— Святые боги! — выдохнул Герион и дважды сотворил спираль.
Отец Лорис заговорил, низко поклонившись святыне:
— Сей Предмет дошел до нас от самого времени Прародителей. Сличение с сохранившимися рисунками показывает, что божественная скульптура с высокой точностью повторяет внешность Праотца Кристена. Святой Кристен со своим братом Эдвардом посвятили жизнь изучению наук и познанию природы сил, с помощью которых боги управляют миром. На склоне лет Кристен впал в еретическое заблуждение: решил, что сумел понять закономерности божественной власти, и взялся писать об этом книгу. Боги послали Праотцу грозное предупреждение: его скульптура на глазах изменилась и обрела вот такой ужасающий вид. Кристен немедленно раскаялся в гордыне, сжег еретические заметки и поручил брату написать иную книгу — бросающую почтительный луч на тайны мироздания и должным образом славящую богов. Так появилась…
— «Божественная механика», — сказал пророк. — Мне выпало огромное счастье прочесть этот труд.
— Я не могу удержаться от зависти к вам!
Герион полюбопытствовал:
— Отчего же зломерзкие язвы не пропали с лика Праотца, когда он отринул гордыню?
— Они остались как назидание для потомков.
— А что символизирует свеча в руке Праотца?
— Она — знак угасания духовности, к коему ведет гордыня. Очевидно, во времена Сошествия эта свеча горела, а угасла в дни ереси Кристена.
— Плохо, — почему-то сказал нищий и нервно почесал плечо. На него не обратили внимания.
Пророк наклонился к изуродованной руке скульптуры, внимательно рассмотрел свечу.
— В ней имеется странность, вы не находите?
Священник согласился. Тщательно присмотревшись, Герион тоже понял, о чем речь: в контрасте с жутковатым правдоподобием скульптуры, свеча была выполнена очень грубо. Ни фитилька, ни капель оплывшего воска — просто белесый стерженек.
— Скажите, отче, какие чудеса творит сия святыня?
— Исцеляет страждущих, премудрый. Убирает комариную лихорадку, красную сыпь, шейные нарывы, а при должной силе молитвы — даже постыдные хвори.
— Сквер-ррно… Др-ррянь! — прорычал нищий и яростно поскреб себя.
— Заткнись, ничтожная тварь, — шикнул на него Герион.
Пророк обошел вокруг скульптуры, впервые удостоив внимания не ее саму, а окружающее убранство: дивные и загадочные иконы, вырезанные по черному дереву; стрельчатые мозаичные окна, витиеватые искровые светильники. Перевел взгляд к двери, поискал глазами.
— Верно ли, отче, что искровые лампы зажигаются из центрального нефа?
— Как принято во всех храмах, премудрый.
— Стало быть, днем этот балкон освещен солнечным светом, а после заката служитель сперва зажигает искру, и лишь потом входит на балкон?
— Конечно, премудрый.
— Значит, никто не видит скульптуру Праотца Кристена в темноте?
— Было бы странно прийти к святыне и не увидеть ее из-за темени.
— Отче, вы позволите мне поставить маленький опыт?
Получив согласие, пророк попросил Гериона:
— Позвольте ваш плащ, милый друг.
Тем временем нищий совершенно утратил покой. Он рыскал по балкону, как зверюга в клетке, издавал злое бормотание и так скреб свои руки, будто хотел ободрать с них кожу и уподобиться скульптуре Праотца. Изо всех сил стараясь не замечать нищего, Герион расстегнул серебряную фибулу, скинул бархатный плащ и с низким поклоном подал его пророку.
— Будьте добры, держите один край, а я — другой. Вы же, отче, придержите ткань по центру.
Трое простерли плащ над головой скульптуры и опустили по краям на манер шатра. Густая тень накрыла Праотца Кристена.
— Глядите на свечу, друзья!
Герион ахнул. В темноте стало заметно, что свечу опоясывают тончайшие лучи света — не прямые, а изогнутые, как лепестки цветов! Цветок, сотканный из красных лучей, был самым крупным: его лепестки упирались в животы южан. Цветок из голубых лучей имел пару футов в поперечнике и целиком помещался внутри красного. А самый крохотный цветок состоял из белесых едва заметных лучиков и жался к самой свече, будто надетая на нее корона. Что же до свечи… она источала призрачное, едва видимое мерцание.
Герион попятился и выронил плащ. Отец Лорис в изумлении уставился на Пророка:
— Как вы догадались? Видели это во сне?
— Нет, отче. Просто мне выпала удача ознакомиться с «Божественной механикой». Я узнал, что Праотец Кристен уделял много времени изучению Мерцающих Предметов, и допустил, что скульптура должна отражать этот факт.
— Вы воистину…
Отец Лорис не успел выразить восторг: нищий прервал его отчаянным воплем.
— Аа-аа! Плохо-оо! Не могу. Не могу-ууу!
Впиваясь ногтями себе в лицо, он кинулся к выходу, на лестницу. Споткнулся, потерял равновесие, скатился по ступеням…
— Так тебе и надо, — злорадно усмехнулся Герион, но пророк с отцом Лорисом поспешили на помощь бедняку.
Едва его подняли на ноги, как он заорал: «Пр-ррочь!», — и рванулся к выходу из храма, поскользнулся на мозаичном полу, пребольно грохнулся на спину. Его снова подняли и бережно под локти вывели на площадь.
Там было свежо, моросил дождь. Растирая влагу по лицу, нищий пришел в себя.
— Я ж говор-ррил… Не надо мне в собор!
— Прости меня, — сказал пророк. — Я не желал тебе зла.
— Добр-рохоты идовы…
— Я действительно хотел тебе добра.
Пророк вложил монету в дрожащие пальцы нищего. Тот поднял ладонь, блеснул чеканный золотой эфес.
— Др-ряяянь… — простонал нищий и шарахнулся в сторону, выронив монету.
— Постой! — крикнул пророк. — Как тебя зовут-то?
Но нищий уже исчез среди толпы.
Герион подобрал эфес и вернул пророку. Сказал:
— Душа этого отребья — такая же гниль, как его лохмотья. Недаром он ошалел при виде святыни. Тень Идо владеет его сердцем!
Пророк покачал головой:
— Не будьте так строги, мой друг. Просто бедолага раньше не видел Предметов.
— Зрелище слишком потрясло его, — согласился отец Лорис.
— В отличие от вас, отче, — сказал пророк. — Вы удивились моей догадливости, но не тому, что свеча Кристена мерцает. Вы уже знали тайну?
— Это же мой собор, — с достоинством произнес священник.
— Однако раньше времени не выдали своего знания… Полагаю, отче, вы — первые врата?
Священник поклонился:
— Проницательность делает вам честь, премудрый.
— Могу ли я полюбопытствовать о вашем решении?
