На душе у Джо мгновенно потеплело.
— Не шутишь?!
— Да чтоб меня! Хочешь, спираль закручу? Истинная правда: владычица простила мужичков!
— Выпьем за нее, — с чувством предложил Джоакин и заказал ханти на двоих.
Выпили за Минерву, потому за Салема, и снова за императрицу.
— А ты знаешь, что она у нас в Уэймаре была? — заявил Гарри.
— Кто она?
— Минерва!
— Когда?
— Гм… — Гарри смутился. — Ну, осенью еще, так что не новость, а старье… Но это было слегка как бы в секрете, потому не стыдно рассказать. Слушай, такое дело: ее, Минерву, кто-то заключил в монастырь Ульяны — ну, в пещеры под землей. А наш милорд прознал о том, послал своих людей и вызволил. Привез к нам в замок и оставил в гостях. Она и прогостила у нас до декабря, а тогда уехала.
— Ого! И ты ее стриг?
Отчего-то именно эта фантазия больше всего поразила Джоакина: вот сидит перед ним человек, который собственными руками касался волос императрицы!
Но Гарри нахмурился:
— Неа, не сложилось. Ее в монастыре обрили так, что вместо косы — щетка. Не было нужды в стрижке. Правда, разок она позвала меня подстричь служанку. Линдси, дуреха, хотела так же коротко, как у владычицы… то бишь, тогда еще у принцессы. Я и обчикал эту Линдси, а тем временем поглазел на Минерву.
— И как?
— Ну… леди, — сказал Гарри так, будто одно это слово передавало полностью все.
Джо подумал: а ведь правда, так и есть. Леди или лорд — это уже клеймо. Впечаталось в душу — не смоешь. Кто родился лордом, того не исправить…
Однако Джо попросил:
— Расскажи еще.
Знал, что не доставят ему удовольствия рассказы о дворянах, но захотел полюбоваться мрачной своей правотою. Гарри сказал:
— Прости, брат, мало мне известно, принцесса не сильно-то якшалась с такими, как я…
Еще бы, — подумал Джо.
— Но одно расскажу, — Гарри хлебнул нортвудской настойки. — Милорд с миледи крепко из-за нее поругались.
— Из-за Минервы?
— Ага.
— Это как?
— Сложно сказать… У Минервы вышло что-то скверное с миледи или с лордом Мартином — братом милорда. Недоразумение какое-то аль конфликт — не знаю, как зовется по-дворянски. В общем, не поладили. Милорд бы все загладил, но его тогда не было в замке. А когда вернулся — Минервы уже нет, собралась и ускакала.
— То бишь, Иона обидела Минерву так, что та уехала?
— Или миледи, или лорд Мартин, или оба вместе. Но миледи решила все свалить на лорда Мартина — заперла его в темнице и назвала преступником. Вернулся милорд в замок — а родной брат в подземелье гниет, а принцесса обиженная ускакала! Он к миледи: что за дела?! Она в ответ: это ты виноват! Представь, Джо: другая жена бы смирненько к мужу подлизалась и прощенья просила, а эта его же еще обвиняет! Леди! Гм…
Гарри вдруг осекся и опустил глаза. Спохватился, что чернит свою хозяйку перед незнакомцем. Джо невесело улыбнулся ему:
— Не переживай, никому не скажу. Если хочешь знать, я и сам ощутил, кто такая Иона Ориджин.
— Ощутил? — жадно накинулся Гарри. — Как ощутил? Что она сделала?
— Да уж сделала…
Он воздержался от рассказа. Противно вспоминать свои унижения, а тем более — говорить о них. Гарри надулся было, но выпил еще ханти, оттаял.
— Ладно, раз ты такой молчун, то я еще расскажу. Не молчать же сидя. Наша миледи — она та еще заноза.
Повисла долгая пауза.
— Какая заноза? — спросил Джо. — Начал — так уж говори.
— Ты и сам начал, а потом умолк. Вот почувствуй, каково оно.
— Да говори же!
— Не буду.
— Ну и ладно.
— Ну и хорошо!
Помолчали пару минут, и Гарри не выдержал:
— Миледи не любит милорда.
Джо пожал плечами — экая новость.
— Ты меня не удивил, брат. Дворяне редко любят кого-то, кроме себя.
— Оно-то да, но про наших милорда с миледи завсегда говорилось, что они-то по любви сошлись. Первый месяц, как приехали, такая сладость царила между ними — просто ах. Душенька моя, месяц мой, прелесть моя, и все тому подобное. Мы диву давались: надо же! И радовались за милорда, конечно. Но потом…
— Что потом?
— Да чем дальше, тем больше она холодела. Будто притворилась вначале, а потом устала играть. Ходит вся такая, нос кверху задравши. Милорд к ней — она лицо воротит, он снова к ней — она от него.
— Может, только так казалось. У лордов часто не поймешь, что на уме.
— Казалось, брат? Э, нет! Вот тебе первое. Когда северян побили при Пикси, миледи чуть не плакала от горя; но то, что Адриан нас тоже порешит — об этом даже не подумала. Вот тебе второе. Мужнина брата в тюрьму, принцессу вон, а муж еще и виноват оказался. Вот тебе третье. Только кончилась война — она вжик в столицу. Сама, без милорда!
Джо ловил каждое слово, с горькой радостью убеждаясь в своей правоте. Он возражал лишь затем, чтобы подтолкнуть Гарри рассказать побольше.
— Это все мало значит, брат. Уехала — и что? Может, так для политики нужно.
— Тогда вот тебе четвертое: больше года прошло, а ребенка нет как нет! Что на это скажешь? Политика?!
Джо покачал головой:
— Скажу, что ваш милорд не умеет с женщинами обращаться. Говоришь, душенька? Вот это и его ошибка! Не нежности нужны, а взять покрепче да встряхнуть, да показать, кто хозяин! Жесткой рукой их надо держать, этих леди.
— Какая жесткость — милорд же любит ее, по-честному, не как она его!
— Вот глупец! — хохотнул Джоакин. — Не надо их любить, только себя самого! Полюбишь леди, забудешь себя — тут и пропал!
Гарри хлопнул по столу:
— Думай, что говоришь! Кто глупец — мой лорд?!
— Он самый! Всякий глупец, кто искренне полюбит агатовскую леди! А кто еще и размякнет, начнет ей потакать — тот глупец втройне!
Гарри встал, опрокинув недопитый кубок.
— Да провались ты. Умник нашелся.
Он зашагал на выход, и лишь тогда Джо спохватился, ринулся следом.
— Постой! Не бери в голову!
— Я сказал: провались.
— Прости, не хотел обидеть!
— Меня и не обидел. Милорда обидел, это хуже.
— И его не хотел. Я не со зла… И не о нем вовсе… Если хочешь знать, я сам — такой же глупец. Я больше о себе говорил, чем о графе!
— Да?..
— Я любил агатовку. Да. Хлебнул полной ложкой.
