— Нехило выдумали, — одобрил нищий.
Герион спросил:
— А что вы, солнцемудрые гении, сделаете с тремястами боевых кораблей шиммерийского флота? Они-то не потонут, когда Поларис расколется!
— Все моряки переплывут на нашу сторону, едва услышат мудрость фольтийского морского закона.
Герион хотел выяснить, что это за морской закон, но пророк задал вопрос поинтересней:
— Как же вы с такими убеждениями сумели стать первым навигатором Леди-во-Тьме?
Адмирал пожал плечами:
— Прошел врата и выслужил доверие. Наша вера гласит: Поларис рухнет через триста лет. А до тех пор он будет стоять крепко, так что мы не пытаемся вредить вашему глупому империю.
— Жаль, что Оррриджин не фольтиец, — процедил нищий.
Тем временем бот вышел из гавани, и вода за бортом сменила цвет. Верхние три фута хранили прозрачность — было видно, как полощутся в них медузы и мечутся рыбки, встревоженные веслами. Но глубже море становилось зеленым. Бесчисленные водоросли слипались в единую, непролазную и непроглядную массу. Под днищем бота лежали морские джунгли.
— Мы вошли во владения Темных Королей, — сообщил адмирал Фанно. — Взгляните вперед и увидите первое их завоевание.
Прямо по курсу в полумиле от бота из воды торчал угловатый силуэт. Присмотревшись, Герион понял: это полузатопленная шхуна, нырнувшая кормою под воду и задравшая нос.
— Пять лет назад ее схватили Темные. Сбилась с фарватера, запуталась килем в чаще.
— Стоит так уже пять лет?! — ужаснулся нищий. — Как же не утонула?
— Увидите, когда подойдем ближе.
Адмирал велел прибавить ходу. Барабан забил быстрее (опережая ритм копыт болотных свиней). Весла бодро вспенили воду.
— Есть три надежных фарватера, какими можно пройти Топи, — говорил Фанно Грок. — На свете только восемь лоцманов, кто знает все три. И еще полсотни тех, кто говорит, что знает три, но на деле — лишь один или два. А сбиться с фарватера очень легко: в Топях нет ориентиров, кроме оттенков воды и останков кораблей.
— Коли сбился с пути, то уже не вернешься? — спросил нищий. Прозвучало до странности философски.
— Если за милю заметишь ошибку, то еще можешь выправить. Потом киль оплетут стебли, и корабль перестанет слушаться руля. Будет дрейфовать до тех пор, пока совсем не врастет. Тогда скажут: судно схватили Темные.
Герион удивился:
— Разве нельзя послать матросов, чтобы нырнули и очистили киль?
— Да спасут тебя боги, славный, если нырнешь в эту воду.
— А вовсе не ходить через Топи? — спросил пророк. — Можно обогнуть Фольту с запада.
— Океанский бриз очень силен, а рифы вдоль западного берега коварны. Не один десяток судов разбился о них.
Мрачный остов шхуны вырастал над черной водою и вкупе с речами адмирала производил гнетущее впечатление. Хуже всех доводилось нищему: он ворчал, жевал собственные губы, царапал плечи. Герион надеялся, что нищий снова ошалеет, как в соборе, прыгнет за борт и будет сожран медузами. Пророк, желая отвлечь всех от ужасов Топи, сменил тему:
— Адмирал, насколько мне ведомо, ваши предки фольтийцы первыми достигли берегов Шиммери.
— Приятно слышать это изо рта шиммерийца. Вы вечно думаете, что Лаэмский мыс открыл экипаж лорда Лаймона из Маренго. Но на правде моряки Лаймона еще были нежными мечтами их прадедушек о сладких лонах их прабабушек, когда фольтийцы уже обогнули мыс!
— Они высаживались в Шиммери?
— С гигантским удовольствием. Брали чай, кофейные зерна, хвостатых птиц и смешных мартышек, и все это везли на родину. Фольта уже пила лучший в мире кофе, когда Фаунтерра знала только ячменевый отвар.
— Случалось ли фольтийским путешественникам посещать Бездонный Провал?
— В шестом веке… ммм… в двенадцатом по вашему счету.
— Каким он был тогда?
— Таким же безодным… не безодным, конечно, но безумственно глубоким. Дна было не видать из-за тумана. Никто не мог спуститься и не размозжиться.
— Не связывает ли ваша вера гибель Полариса с Бездонным Провалом? Возможно ли, что он — первая трещина на челе материка?
Адмирал Фанно потер подбородок, закатил глаза, припоминая.
— Ничего такого не слыхал. Провал сделали боги, а вы погибнете от своей собственной злобы, не от богов. Когда Поларис треснет, Провал наполнится водою, и станет видно, что никакой он не безодный. Наверх всплывет весь мусор, который вы, шиммерийцы, накидали вниз. А еще всплывет пустой мех, надувный воздухом, а в нем внутри записка: «Мы здесь были первыми. Моряки Фольты, шестой век». Славное будет зрелище. Надеюсь, что увижу все со Звезды.
— Вы тоже попадаете на Звезду после смерти?
— А куда еще? Мы же не звери! — Фанно Грок подумал и добавил: — В пророчестве говорится: «Счастливы те, кто попадут на Звезду до большого раскола. Несчастны все прочие». Так что нам надо умереть в ближние триста лет.
— Х-ха! Я уверен, мы спр-рравимся!
Тем временем мертвая шхуна приблизилась и стала различима во всех деталях. Вид ее вызывал оторопь. Влажные стебли поднимались из воды и густой сеткой покрывали борта, опутывали палубные постройки и основания мачт, врастали в люки, в щели меж досок… Корабль был насквозь пронизан ими, проглочен и сожран, но до сих пор не переварен. Уже не вызывала вопросов та сила, что держала его на поверхности: ветви подводных джунглей не давали ему затонуть.
На минуту воцарилась тишина. Даже боцман перестал отбивать ритм, и весла застыли над водою.
— Команда осталась внутри? — спросил кто-то из свиты.
— Из Нэн-Клера пришли шлюпки и сняли ее. Топи безопасны для шлюпок.
Пророк сотворил священную спираль:
— Слава богам, что люди спаслись.
— Мрррази, — прорычал нищий. — Погубили корррабль, а сами рады!
Адмирал глянул на него с огромным уважением.
Пророк еще долго молчал, созерцая поглощение судна подводною бездной… но, видимо, не нашел в этом желанного ключа. Печально вздохнув, попросил адмирала:
— Будьте добры, командуйте возвращение.
Когда они сошли на берег, адмирал Фанно Грок взял у старшего офицера карандаш и блокнот, быстро набросал несколько строк и передал записку пророку.
— Счастливых дней в Нэн-Клере, премудрый. Я был радостный нашему знакомству.
Отойдя на приличное расстояние, южанин развернул записку, прочел… и показал нищему. Тот отпрянул.
— Ты, конечно, безграмотен, — понял пророк.
— Н-ненавижу письма!
— Будто тебе кто-то их шлет! — фыркнул Герион.
— Попробовали бы! Руки отломаю любому, кто пр-ришлет мне письмо!
