— А какое твое слабое место?
Молчит, лишь протягивает руку и прикасается к моей голове, слегка поглаживая, успокаивая и я прикрываю глаза, доверившись ему.
Встал, подойдя к соседнему креслу, взял с него плед и, накрыв им меня, тихо заговорил:
— Он с самого детства был вспыльчивым, яростным, безрассудным, но всегда — обалденным стратегом и вот, впервые в жизни, просчитался. Я забрал тебя только потому, что совершенно точно знаю, что он придет за тобой. Просто потому, что по другому он уже не сможет жить. И будет лучше, если до этого времени я смогу сохранить тебя…
— В этот раз ты ошибаешься, — с болью в голосе, не открывая глаз, ответила я.
— Посмотрим… Но пока, ты останешься здесь. В безопасности. Обещай мне, что не попытаешься сбежать, пока мы не решили проблему с Гази. Хорошо?
Я лишь приоткрыла глаза, соглашаясь с ним.
Я так устала…
Устала от навалившихся, разом обрушившихся на меня, накрывших лавиной, чувств. Их слишком много! Мое сердце просто не выдержит столько и сразу! Эти чувства приносят мне только невыносимую боль. Болит абсолютно все. Сворачиваюсь калачиком, утыкаясь в подушку и проваливаюсь в спасительный
сон…
Говорят, что пройдет время и все забудется, как страшный сон…
Врут!
Проходило время, а боль так и не оставляла меня. Я стала склоняться к мысли, что эта боль стала моей неотъемлемой частью, как рука или нога. Я училась жить с этой болью, жить лишь по инерции…
Днем на меня накатывало безразличие. Я практически ничего не ела, потому, что просто не хотела есть, и почти все время просто спала, потому, что как только наступала ночь, во мне, снова, просыпалась боль… Ломота, сводящая с ума, мучительная грусть по моему Зверю. Изо дня в день, ночами, я в голос выла в подушку, буквально захлебываясь слезами, сжимая ее в своих руках, затыкая ей рот и свои рыдания.
Сергей не обращал внимания на мои ночные крики. Казалось, что он к ним просто привык.
Время тянулось просто невыносимо. Медленно. Дни, по ощущениям превращались в года, хотя, на самом деле, прошло всего две недели. Нет, не две… сегодня уже пятнадцать дней без него. Пятнадцать дней невыносимой боли, отчаяния и презрения к самой себе. Я просто ненавидела себя за былой страх и желание вырваться, уйти от него. Я презирала себя за то, что не призналась ему о том звонке сразу, утаив, скрыв от него правду. Лучше бы я тогда решилась и поговорила с ним! Все могло бы быть по другому…
Да, я слабовольна, труслива! Возможно, все так и я не собираюсь с этим спорить. Из-за своего надуманного страха я потеряла самого важного мужчину в своей жизни! На что я готова пойти, чтобы вернуть его? Ответ очевиден и до банальности прост- на все!
Встав с дивана, я прошлепала босыми ногами на кухню, и уже в который раз за сегодняшний день, заварила себе чай. В надежде на то, что эта горячая жидкость сможет растопить огромный ледяной комок, образовавшийся в моей душе.
Большой дом Сергея, совершенно не давил на меня своими стенами, хоть я и сидела здесь, не выходя на улицу, уже две недели, чем вызывала крайнее его недовольство. Он требовал от меня, чтобы я хотя бы раз в день выходила во двор дома, на воздух.
Лишь один раз за все это время, я почувствовала себя снова живой и кровь быстрее побежала по моим венам, немного отогревая оледенелое тело.
Это произошло два дня назад, когда в дом пришла молоденькая девушка- уборщица, которая переодевшись и оставив у кухонного стола свою сумку, не глядя на меня принялась за работу. Проходя мимо, за очередной чашкой горячего чая, мой взгляд упал на обложку новомодного глянцевого журнала, принесенного ей. Подняв его дрожащими руками, я уставилась на улыбающиеся Сашино лицо. Лихорадочно быстро, пролистывая его и найдя статью о нем я уставилась на напечатанные там фотографии. Их было много. На всех них он был запечатлен в разных ракурсах, выходящим из какого-то ресторана… в обнимку с шикарной девушкой-брюнеткой с точеной фигурой. На всех он улыбался ей…
— Красивый!
— Что? — я повернулась на голос и увидела подошедшую ко мне уборщицу. Смутилась. — Извини меня, я не хотела брать.
— Ничего страшного. Я его все равно уже прочитала. Хочешь — забирай, — ответила она мне, пожав плечами.
Я снова взглянула на фотографию где они оба выглядели абсолютно счастливыми и такими подходящими друг другу!
— Нет, не надо. Я увидела все, что мне было нужно, — поблагодарила я ее и вернулась в комнату.
Слез больше не было — только полное опустошение…
Но даже увиденному я не верила…
Вечером, когда Сергей вернулся домой я, подойдя к нему, тихо сказала:
— Я хочу уехать.
— Тебе совсем небезопасно выходить из моего дома, — ответил он, погладив меня по голове, — Гази не знает где ты, но, только выйдешь с кем-нибудь на связь, он легко проследит твое местоположение и потом сможет использовать тебя в своих целях, как рычаг давления.
— На кого? — окончательно расстроившись, поникнув, спросила я. — Саше я совершенно точно я не нужна, а ты вряд ли будешь сильно переживать, если со мной что-нибудь случиться.
— Посмотрим…
— В этот раз ты просто ошибся…
Не отвечая, он наклонился и, неожиданно, припечатал поцелуем мой лоб. — Поужинаем?
Вздохнув, я понуро побрела вслед за ним на кухню. Я не хотела задумываться над его словами, пытаясь отыскать в них крупицу надежды, которой совершенно точно нет.
С самого первого вечера в этом доме мы никогда не заговаривали с ним о Саше. Я точно знала, что они видятся и созваниваются с Сергеем каждый день, но я не хотела знать, как он легко, не вспоминая, продолжает жить без меня.
Наш совместный ужин прошел спокойно, в почти семейной, домашней обстановке. Первый раз за все время, живя здесь я полноценно поужинала.
Уже ночью, перед сном, еще раз вспомнив наш вечерний разговор я прошептала себе:
— Доверься ему…
В конце концов выбора то у меня все равно не было!
Влечение. Это самая обыкновенная страсть и ничего более! Вот что я чувствовал к ней. Только болезненная похоть!
«Просто желание!» — снова, и уже в который раз, повторил я сам себе. Сколько раз за все пятнадцать дней я повторял себе это?! Убедить себя никак не получалось… Ее большие серые глаза преследовали меня буквально повсюду, даже во сне, убивая горящей обидой в них.
Мне всегда казалось, что все эти, придуманные людьми, чувства — совершенно не мое. Жизнь в детском доме искоренила, убила во мне все человеческие слабости, сделав меня бесчувственнее и от этого, казалось, только сильнее.
Ни одна девушка до нее не смогла разбить эту стену отчуждения, холодности и неверия в чувства, ни одна не заставила пожалеть о том, кем я стал. Именно поэтому сейчас, бездумно глядя в потолок, мне было до одури смешно от того, что я не могу перестать думать о ней!
