Дорогие читатели, пятничная продочка пришла вас радовать в субботу)
— Ну, я пойду? — Лиля вдруг вспомнила, что должна меня бояться, и бросила в мою сторону очередной опасливый взгляд. — Ой, кстати! Там приехал такой дядечка смешной. Сказал, что ювелир. Просил передать вам…
Черт, совсем о нем забыл.
Я кивнул:
— Спасибо. Можешь выбрать себе какие-нибудь украшения, если хочешь.
— Правда?
Марина бы так радовалась и удивлялась. Что-то мне подсказывает, что она реагировать, как Лиля, не будет.
— Да. Только после Марины.
— Спасибо-спасибо-спасибо вам! — Она снова замялась: — Мне же… не придется платить?
Я закатил глаза:
— Нет, плачу я. Это подарок.
— Класс! Спасибо вам! Тогда пойду дальше обустраивать мастерскую. Столько всего еще предстоит сделать.
Я кивнул и, дождавшись, когда она уйдет, достал телефон. С каждой секундой ситуация становилась все хуже, и можно было только гадать, что ждет впереди.
Я быстро набрал сообщение Радвану:
«Поторопись. Ты мне нужен.»
Как только он приедет, отправимся искать заживо погребенную ведьму. Что-то подсказывало мне, что мы ее обязательно найдем.
ГЛАВА 18. ПОДАРКИ, ОТ КОТОРЫХ ХОЧЕТСЯ ПЛАКАТЬ
Огромный плюшевый медведь нежного бежевого цвета смотрел на Марину печальным взглядом. Как будто его все бросили. Забыли о бедолаге, заставив сидеть с ней.
И все бы ничего, если бы она не чувствовала себя точно так же. Большей частью из-за молоденькой медсестры, которая убрала у нее капельницу, принесла ужин и теперь настаивала на том, чтобы накормить с ложечки.
Марина чувствовала себя потерянной. Она запуталась в днях, числах и в собственной жизни. Забросила работу, легко отказавшись от независимости, за которую столько воевала.
Наверное, с ней точно что-то не так. Медсестра украдкой бросала взгляды на огромный снимок, но Марина не чувствовала ни капельки смущения. На коже не было ни следа проклятия. Но вместо радости на душе скребли кошки. Почему она такая неправильная?
— Пожалуйста, съешьте это. — Настойчивая девица в подозрительно коротком халатике пододвинула к ней тарелку.
Запах еды вызывал тошноту.
Марина зарылась лицом в мягкий медвежий мех и тихо простонала:
— Не хочу-у-у…
Медведь был уютным и мягким. А еще настолько огромным, что за ним вполне сожно было спрятаться от всех бед.
— Вы должны поесть! — Медсестра тронула ее за плечо. — Господин Дагмар рассердится, если вы…
Грозный голос не дал ей договорить:
— Господин Дагмар уже сердится.
Марина встрепенулась и отняла лицо от мягкого медвежьего живота. Дагмар стоял у дверей, заложив руки в карманы брюк. Как он умудряется двигаться так бесшумно?
— Я просил сразу же сказать мне, когда Марина придет в себя.
От Марины не укрылось, как медсестра захлопала ресницами и выпятила грудь. На ней что, нет лифчика? Хотя почему ее это вдруг так волнует?
Марина снова повернулась к медведю и обняла массивное тело, устраивая голову на мягком плече.
Ей не понравилось чувство беспокойства, которое она ощутила, когда поняла, что он все еще выглядит осунувшимся и уставшим. Даже беглого взгляда хватило на то, чтобы понять, что одежда висит на его широченных плечах, а талия стала уже.
И все равно он выглядел безумно мужественно и привлекательно. Как будто готовился сниматься для модного журнала. Да уж, такую модель мечтали бы заполучить многие. Высокий, идеально сложенный и с выражением превосходства над всеми на лице.
Марина не хотела восхищаться им. Но ничего не могла с собой поделать. Нужно бы вспомнить, что он ее изнасиловал. Но… она прекрасно понимала, что в этом была и ее вина. Пьяная предложила ему себя, зная, что он с трудом держится в ее присутствии. Он ведь честно признался в своих чувствах.
И как теперь распутать узел, который сама же завязала?
Марина продолжила прятать лицо в гладком медвежьем мехе, когда услышала оправдания медсестры:
— Простите, господин… Я подумала, что сначала должна накормить…
Господи, даже ее голос звучал соблазнительно. С придыханием. Это бесило.
Но Дагмар резко оборвал ее, не дав договорить:
— Вас наняли не для того, чтобы вы думали. Я дал вполне четкие указания. Оставьте нас.
Сердце забилось чуточку быстрее, стоило услышать, как он отчитал наглую девицу. Марина не хотела себе в этом признаваться, но ощущение радости, что он не поддался на заигрывания, странным образом улучшило ее настроение.
Послышались торопливые шаги и сбивчивые извинения. Когда она уже уйдет? Сказано же: проваливай!
Чужие пальцы коснулись ее волос, и Марина вздрогнула.
— Как ты себя чувствуешь?
Она заставила себя отлипнуть от медведя и посмотреть на Дагмара. Сегодня оранжевые глаза особенно ярко горели на смуглом лице.
— Как будто меня использовали вместо боксерской груши.
Уголки его губ слегка дернулись. Он продолжил играть с ее волосами, то заправляя пряди за ухо, то вытаскивая их обратно.
— Врач сказал, у тебя нервное истощение. Прости, что довел тебя до такого.
В нем что-то изменилось. Марина не могла объяснить свои ощущения, но отчетливо осознавала, что он стал другим. И дело совсем не во внешнем виде.
Он иначе на нее смотрел. Из взгляда исчезла бешеная страсть. Ее место заняла усталость. Что произошло за то время, пока она провалялась без сознания?
Она решилась осторожно спросить:
— Что-то случилось?
Дагмар вопросительно посмотрел на нее и покачал головой:
— Нет. С чего ты взяла?
Она пожала плечами, не зная, что еще сказать. Спорить и ссориться с ним ужасно не хотелось. Она устала. Устала все время быть начеку.
— Понравился? — Дагмар кивнул на медведя, за которого она продолжала цепляться.
Неожиданно для себя Марина выпалила:
— Да, очень. Спасибо. Он замечательный. В детстве у меня не было игрушек. То есть… была. Одна. У сестры была кукла. Такая красивая. Она мне очень нравилась. Я все время просила Наташу дать с ней поиграть, но она не давала. Хотя сама с ней почти не играла. Она видела, что кукла мне очень нравится. Однажды я стащила ее, а она это обнаружила и отобрала куклу обратно. Остригла ей волосы и измазала краской платье. И только после этого отдала мне…
Она замолчала, оборвав себя на полуслове. Глаза вдруг наполнились слезами. Та чертова кукла долгие годы не выходила из головы. Когда Наташа умерла, родители отобрали ее и спрятали в комнате сестры. Хотя Марина любила игрушку даже изуродованной.
