Она всхлипнула, ненавидя себя за слабость и жалость к самой себе.
Осмелившись, все-таки спросила:
— Медведь мой?
Лицо Дагмара расплывалось из-за слез, но она все равно могла увидеть глубокие складки морщин вокруг его рта. Больше никаких эмоций.
— Да. Он только твой. Его никто не заберет.
Она кивнула, и вцепилась в медвежью лапу.
— Родители считали, что игрушки развращают.
И зачем только признается ему в этом? Выставляет себя еще большей дурой, чем есть. Но и дальше держать все в себе Марина не могла.
Дагмар сел на кровать и притянул Марину к себе. Она была так удивлена, что поддалась, устраиваясь на нем так же, как минуту до этого на плюшевом медведе.
В его объятиях было тепло и спокойно. Он был твердым, но удивительно надежным.
— Никогда не думал, что буду так ревновать к игрушке.
Он снова принялся играть ее волосами. Марина осторожно пристроила голову на плече Дагмара, позволяя себе расслабиться и насладиться близостью, о которой всегда мечтала. Как часто она представляла себе, что будет вот так нежиться в мужских объятиях и ни о чем не беспокоиться.
Почему он не мог так поступить с самого начала? Почему обязательно нужно было..? Ах, да. Он ведь берсеркер. Больше животное, чем человек. Им двигали инстинкты.
Сейчас то, как он с ней поступил, казалось не таким уж и страшным. Может, это все-таки стокгольмский синдром? Тот случай, когда жертва оправдывает насильника?
Или что-то гораздо более глубокое и важное, чему она упрямо сопротивляется?
Дагмар взял поднос с едой и водрузил себе на колени.
— Тебе нужно поесть. Повар очень расстроится, что ты не попробовала. Он старался для тебя.
Марина удивленно обернулась, задрав голову. Ее губы оказались рядом с его подбородком, покрытым колючей щетиной. Откуда ни возьмись, повилось дурацкое желание поцеловать его туда. А потом в ту милую ямочку в центре.
Она даже забыла, что хотела спросить.
— У тебя есть повар?
Дагмар как-то странно взглянул на нее и зачерпнул вилкой немного пюре.
— Конечно. Думаешь, я сам готовлю на такую ораву?
Он поднес вилку к ее губам:
— Давай, открывай рот.
Она точно повредилась разумом, потому что слышала в его фразе совсем другой смысл. Кровь ударила в лицо, и Марина отвернулась, чтобы он не заметил ее румянца.
Идиотка! О чем она думает?! Точно, шлюха.
Марина помотала головой:
— Меня тошнит. Не хочу.
— Это потому что ты долго не ела. Нужно съесть совсем чуть-чуть. Давай. А потом получишь сюрприз.
— Не хочу я никаких сюрпризов. — В животе громко заурчало, и Марина все-таки заставила себя слизнуть с вилки нежное пюре.
— Этот тебе точно понравится. Вот молодец. Давай еще. — Он снова зачерпнул пюре. — Знала бы, как повар старался для нашей героини.
Марина медленно жевала, откинув голову на плечо Дагмара. Впервые с момента как оказалась здесь, она расслабилась. С удовольствием рассматривала красочный потолок, представляя себя принцессой в башне. Только в ее сказке башня была не пленом, а укрытием.
До нее не сразу дошел смысл сказанного:
— Для какой еще героини?
Грудь Дагмара поднялась, когда он усмехнулся:
— Ты теперь героиня — спасла четырех глупых берсеркеров, попавших под проклятие. Пожертвовала собой ради незнакомых людей.
Внутри что-то оборвалось. Едва проснувшийся аппетит тут же пропал. И медведь больше не казался таким милым. Он превратился в шпиона, умело отвлекшего ее.
— Так значит, твоя доброта — это… благодарность? Решил отплатить мне подарками?
Ладонь Дагмара легла на ее щеку.
Он развернул ее голову к себе и тихо проговорил:
— С самого начала я все делал неправильно. Я признаю, что повел себя с тобой ужасно. Понимаю, что теперь это не исправить и не вернуться обратно. Но разреши мне хотя бы попытаться наладить отношения. Я люблю тебя, Марина. Очень. Это… не объяснить словами. Каждый раз, когда ты смотришь на меня или что-то говоришь мне, я чувствую себя самым счастливым на земле. Но стоит тебе обратить внимание на кого-то другого, и я начинаю дико ревновать. Я такой. И уже не изменюсь. Но я очень постараюсь сделать все так, как делают люди. Просто дай мне шанс. И не сомневайся в моих чувствах. Просто доверься.
Довериться кому-то… Дагмару. Позволить ему делать так, как считает нужным, и принимать то, что он может дать. Расслабиться и плыть по течению. Узнать его. Понять. Узнать и понять его мир. Попытаться разобраться с видениями.
— Я могу вернуться на работу?
Она ощутила всем телом, как Дагмар напрягся.
— Пока нет, прости. Там небезопасно. Но как только я со всем разберусь, снова будешь работать.
— Меня уже, наверное, уволили за прогулы.
Дагмар хмыкнул, подцепив вилкой кусочек помидора:
— Если захочешь, то станешь директором.
Его подход к проблеме злил. Она привыкла биться за каждый шанс оставаться самой собой. Отвоевывала у родителей свою жизнь. А Дагмар вот так просто решал любую сложность.
— Мне стоит захотеть, и ты сделаешь?
— Да. — Он поднес к ее губам вилку. — Любое желание.
Марина повернулась к нему, выбираясь из объятий:
— Хочу самолет!
Его брови взлетели вверх, но больше на лице не дрогнул ни один мускул.
— Самолет?
— Да. Разве у тебя нет самолета? У всех богачей есть.
— Я не очень люблю летать. Но у меня есть яхта. Подойдет?
Яхта! У него есть яхта! Кто бы сомневался…
— Если нет, то…
Марина закатила глаза:
— Шутка. Это была шутка. Расслабься.
Он ухмыльнулся:
— Как ты себя чувствуешь?
Марина пожала плечами и снова устроилась на медведе. Дагмар тут же перетянул ее ближе к себе. Сердце забилось быстрее. Она не хотела признаваться самой себе, но было до чертиков приятно, что он не позволил ей прижиматься к игрушке и прижал к себе. В этом было что-то щемяще уютное. Настолько приятное, что хотелось забыться и позволить ему бОльшее. Позволить ИМ двигаться вперед. Но кто знает, насколько хватит его терпения? Как долго он еще пробудет таким милым и внимательным?
В ее голове существовало только два пути: снова терпеть то, что творили родители, или создавать фантастическую сказку из всего прочитанного в романах. Первое она уже не выдержит. Второе — нереально. Но это не значит, что она не должна пытаться.
