Марина резко сжала бедра, чувствуя дикую пульсацию. Кажется, он почти довел ее до оргазма одними только словами.
Но ей хотелось большего. Какого-то безумия, сумасшествия. Того, что он с ней делал до этого — дикого и животного. Стыдного, но такого приятного. И не сдерживаться. Не стесняться ни одного своего стона, ни одной эмоции. Что если… что если он примет ее такой, какая она есть? Он ведь любит ее. Говорит, что считает идеальной. Может, ее неопытность и это ненормальное, разрывающее на части желание, не вызовут у него отторжения?
Марина тихо прошептала:
— Не сдерживай себя…
Он убрал ладонь с ее груди и обхватил пальцами подбородок, разворачивая лицом к себе:
— Что ты имеешь ввиду?
— Хочу… чтобы ты говорил так, как раньше… Твои грубые слова… — Она почувствовала, что краснеет еще больше. — …они мне нравятся.
Он пожирал ее тяжелым обжигающим взглядом:
— Ради тебя я пытался избавиться от этой привычки.
Марина покачала головой:
— Мне нравится, что у тебя такой… грязный рот… Хочется его вычистить… — Она потянулась к нему и быстро лизнула удивленно приоткрытые губы. — Как будто… я — хорошая девочка, а ты — плохой парень. Грубиян, которого боятся все в школе, но который нравится каждой девчонке. — Она грустно улыбнулась собственной фантазии.
Дагмар вздернул брови. Как же она полюбила это движение!
— А ты — умница-отличница, которая никогда не прогуливает и смотрит на хулигана с презрением?
Марина кивнула, возбуждаясь еще больше от того, что он не высмеял, а подхватил ее фантазию.
— Да, я — милая, скромная и прилежная девушка. Но иногда мне очень хочется, чтобы этот плохиш обратил и на меня внимание. Хочется оказаться на месте тех девчонок, которых он целует и зажимает на переменах.
Дагмар покачал головой:
— Он никого не целует.
— Целует. — Марина вздернула подбородок. — Иногда она за ним подглядывает. Шпионит. Но не специально. Случайно замечает, как он развлекается с другими девчонками за школой.
Дагмар ухмыльнулся самой соблазнительной улыбкой, которую она когда-либо видела.
— Просто он знает, что скромница-заучка за ним шпионит. Обычно он всех отвергает, но когда видит зубрилку, то делает все, чтобы вызвать ее ревность. Потому что на самом деле, она ему давно нравится. С первого взгляда, как увидел ее, понял, что она должна принадлежать только ему. Он не знает, как подступиться к ней, потому что она наверняка… — Его улыбка стала кривой и… коварной — другого слова Марина не могла подобрать. — Потому что она наверняка целочка и даже на картинках не видела твердый хуй.
Марина застонала и отвернулась от Дагмара. От каждого его слова возбуждение превращалось в дикую манию. Потребность.
Дагмар прижался губами к местечку под ее ухом и быстро зашептал:
— Он представляет, как обычно чистенькая и примерная отличница стоит перед ним на коленях, вся покрытая его спермой. Лицо, грудь, живот. И ждет, когда он выебет все ее узенькие дырочки.
Дагмар накрыл ладонью ее затылок и толкнул к фортепиано, укладывая грудью на клавиши:
— Этого ты хотела от меня? Таких слов?
Марина с трудом вдохнула воздух, чувствуя, как голодные звери возбуждения рвут ее на части:
— А это все слова, которые ты знаешь? Другого от хулигана, прогуливающего учебу, ждать не приходится… — Марина так погрузилась в свою фантазию, что даже окружающий мир теперь выглядел иначе. — А что если отличница узнает, о чем думает этот плохиш? Что если… они останутся наедине? В комнате, где стоит пианино. Она увидит, как он играет и поймет, что он не просто испорченный грубиян, которого боятся все в округе?
— Нет, он знает много других слов. И захочет сказать их все, чтобы скрыть от нее, как она на него действует.
Марина вывернулась из его хватки и с трудом поднялась на ноги, упираясь бедрами в клавиши.
— А знаешь что… Отличница вдруг понимает, что это, возможно, единственный ее шанс получить себе этого парня. Она наслушалась от него много грязных слов, поэтому может предложить сделку на его языке.
Колени дрожали от силы возбуждения, которое накрыло волной цунами. Марина чувствовала, как по бедрам стекает горячая шелковистая влага. И причиной этому был Дагмар. Если бы он сейчас вошел в нее, то каждый его выпад, сопровождался бы влажным хлюпающим звуком, его член был бы полностью покрыт ее смазкой. От этой картины Марина, не сдерживаясь, застонала.
Дагмар сразу понял, что с ее мыслями что-то происходит…
— О чем ты думаешь? — Он рычал, снова утрачивая человеческий облик. Заострившиеся черты лица казались почти совершенными.
— О тебе… Хочешь я… — Марина вдохнула раскаленный воздух, набираясь храбрости, и попыталась снова: — Хочешь я отсосу у тебя?..
Его кадык снова дернулся, а в горле завибрировало протяжное бархатистое рычание. Он прикрыл глаза, и Марина увидела, как вокруг его фигуры снова появляется серебристое сияние.
— По-моему, я слишком погрузился в наши фантазии. Мне послышалось…
Марина коснулась его щеки, на которой дергался желвак:
— Я не умею этого делать… Откуда примерным девочкам знать о таком? Но я буду сосать у тебя, пока ты будешь играть на пианино. И каждый раз, когда ты собьешься, я буду останавливаться…
Из горла Дагмара вырвалось раскатистое рычание. Он наклонил голову и потряс ею, словно пытался прогнать наваждение. Уперся ладонями в клавиши, заставив пианино жалобно застонать. Марина оказалась в плену его рук, напряженно застывших по обе стороны ее бедер.
Почему он молчит? Почему даже не смотрит на нее? Если бы только знал, чего ей стоило произнести это вслух. Но возбуждение оказалось такой силы, что с ним невозможно было бороться. Это все из-за него!
Он довел ее до этого состояния бешеной одержимости! А сейчас почему-то молчит.
Наверное, разочарован, что она оказалась, как все? Даже не смотрит… Только тяжело дышит.
— Я оказалась не такой уж правильной, да?.. Ты… огорчен?
Дагмар резко поднял голову, и Марина вздрогнула. Его глаза ярко светились. Такое она видела только в фильмах. Радужка полностью слилась с белком, лишь едва просматривался расширившийся черный зрачок. Было больно смотреть. От его кожи, начало исходить серебристое сияние. Такое густое и насыщенное, что, казалось, его можно потрогать. Нити дымка вились в разные стороны. И хоть совсем недавно она это уже видела, сейчас Дагмар казался еще прекраснее.
Он медленно разомкнул губы:
— По-твоему, я выгляжу огорченным?
Марина скрестила руки на груди:
— Тогда почему молчишь?
— Потому что могу не сдержаться, и тогда ты узнаешь НАСКОЛЬКО мой рот грязный на самом деле. — Он убрал руки от пианино и потянулся к ремню.
