Он говорил, что она принадлежит ему. И что не хочет насиловать ее. Зачем тогда делает все это?
Марина сжала бедра, пытаясь унять разгорающуюся пульсацию между ног.
Дагмар оставил ее в покое, за секунду до того, как она была готова попросить, чтобы он поцеловал другую ее грудь. Эти чертовы слова уже срывались с языка, когда она почувствовала совсем не желанную свободу. Прохладный воздух коснулся влажной разгоряченной груди, заставляя соски сжаться.
Он улыбнулся жуткой улыбкой и снова потянул носом. Марина видела его совершенно пьяный взгляд, который не сулил ей ничего хорошего.
Его пальцы прошлись по ее ребрам, спускаясь на живот, очертили круг вокруг пупка. Марина втянула сквозь зубы воздух, покрываясь мурашками.
Горячие ладони накрыли кожу прямо над тканью трусиков. Зачем она надела это белье?! Но после побега от родителей она выбросила все свои скромные, почти детские, топы и трусики. Мать не разрешала носить даже лифчики — не дай бог ее грудь будет выставлена напоказ и привлекать чье-то внимание. Она купила самое развратное и откровенное белье, какое только могла себе позволить. Но наверное это было ошибкой.
Чувствуя безумный взгляд Дагмара на своих бедрах, Марина готова была отдать что угодно за свое прежнее белье.
Он запустил палец за прозрачную ткань, оттягивая и пробираясь внутрь, как чертов змей-искуситель. Марина застонала. Ощущение было таким, словно к ее коже прижали раскаленное железо. Марина была уверена, что на коже останется алое клеймо. Там, где он касался ее, кожа покрывалась невидимыми волдырями и облазила до мяса.
Марина отчаянно дернула скованными руками и сдавленно прохрипела:
— Что вам от меня надо?
Она не ожидала, что он ответит — таким безумным был его взгляд.
Все еще глядя на ее бедра, он прорычал:
— Чтобы ты была моей.
Он начал опускать ладонь еще ниже, стремясь туда, где она сама едва осмеливалась себя касаться.
Марина снова дернулась, не зная, куда деться от его пальцев.
— Пожалуйста, не надо…
Она не хотела, чтобы все происходило именно так. Не хотела, чтобы ТАМ ее касался человек, которого она даже не знает!
— Тсс… — Он скользнул ниже, сжимая ладонью ее лобок. Такое впечатление, ее лизнули языки пламени. — Я просто хочу потрогать тебя. Я знаю, что ты — целочка. Мы сделаем это не здесь. И не так.
Марина закусила губу, услышав, как он ее назвал. Грубо и неприятно. Даже несмотря на его ласковый нежный тон. Но откуда он знал? Она задохнулась и застонала, когда почувствовала, как он погладил пальцем складочки ее плоти. Там все прострелило огненным копьем, как будто в нее вонзали раскаленные спицы.
— Ты становишься влажной… — Он снова приблизил свои губы к ее уху и лизнул. — Этого тебе не скрыть…
Марина ухватилась за последние крупицы ускользающего разума:
— Вы же сказали, что не будете ничего делать…
Он резко вскинул голову и посмотрел на нее тяжелым мрачным взглядом:
— Назови меня по имени.
Смелость и бравада куда-то исчезли. Ей больше не хотелось дразнить монстра. Все говорят, что маньякам нужно во всем поддакивать. Кажется, это их успокаивает. Но что делать, если возбуждаешься от прикосновений чудовища?! И что делать, если он знает об этом?
Марина ненавидел себя за то, что испытывает. Он сделал что-то ужасное со Славой, а она реагирует на каждое его прикосновение. Шлюха! Шлюха! Шлюха!
Марина заставила себя тихо прошептать:
— Дагмар…
Он закрыл глаза и начал по-звериному, жадно, лизать ее шею. Ладонь в ее трусиках тоже пришла в движение. Он раздвинул влажные лепестки пальцем и провел сверху вниз, медленно, надавливая.
— Еще!
Марина задохнулась. На коже выступила испарина стыда и наслаждения. Она проклинала себя за слабость, за неспособность и нежелание сопротивляться.
Послушно она повторила его имя:
— Дагмар…
Оно прокатилось по языку шоколадным лакомством, насыщенным, сладким и чуточку горьким.
— Еще…
Боже, да что ему от нее надо?! Марина снова повторила «Дагмар», и в этот же момент его палец накрыл ее клитор. Марина застонала, бесконтрольно дергая бедрами и потираясь о его палец. Он нежно обводил комочек плоти по кругу, одновременно с этим играя губами с ее проколотой мочкой.
Низкий голос бархатом прошелся по коже:
— Как тебе нравится? Быстро? Медленно?
Марина не знала, как ей нравится. И узнавать не хотела. Не так.
— Не знаю… Отпустите меня, пожалуйста…
— Не знаешь? — Она почувствовала его улыбку напротив своей шеи. — Ты ни разу не ласкала себя? Моя сладкая невинная девочка…
Марина вжималась в доску, но его пальцы тянулись за ней, касаясь так, словно он имел на это полное право. Его ладони по-хозяйски исследовали ее тело, даря такие ощущения, от которых шумело в голове. Как будто она и вправду напилась. Возбуждение затапливало, лишая остатков разума.
Его палец медленно скользил по клитору, а ей хотелось быстрее. Хотелось настолько сильно, что тело перестало слушаться. Бедра сами дернулись вперед, прижимаясь к его ладони. Она потерлась о палец, ненавидя себя за постыдную слабость. Боже, что она творит?!
Марина отдернулась назад, не в силах сдержать слезы, льющиеся из глаз.
Дагмар коснулся твердыми губами ее щеки, собирая ее слезы.
— Не плачь… Тебе же хорошо… Я чувствую твой аромат.
Это звучало настолько унизительно, что Марина зарыдала еще сильнее.
Он отстранился и неожиданно убрал руку. Его брови были сурово сдвинуты и казалось, что он сердится. Марина ожидала чего угодно, но не того, что он поднесет пальцы к губам и начнет их облизывать. Марина видела, что они блестят от ее собственной влаги, и это казалось еще более порочным и грязным, чем она думала.
Он… он пробовал ее на вкус, а внизу живота вскипало бешеное возбуждение, которое так и осталось неудовлетворенным.
Он слизал абсолютно все и неожиданно потянулся вверх, отстегивая наручники. Марина едва не упала, но он подхватил ее на руки и прижал к себе.
Ее впервые держали вот так — как мечтает, наверное, каждая девушка. Но радости Марина не испытывала. Только пожирающий душу обжигающий стыд.
— Чего вы хотите теперь? — Она прошептала в его плечо, которое даже под тканью рубашки выглядело мощным и сильным.
Дагмар понес ее прочь из жуткого подземелья, прижимая к груди все сильнее:
— Я начал не с того…
— Не с того? — Марина принялась извиваться в его руках, пытаясь вырваться на свободу. — Не с того? Вы… вы заставили меня раздеться и снимали, как… как… Я даже не знаю, как это назвать!
