— Нет, я не могу. Хоть малейшая ошибка, и…
Я подавил рык, беря под контроль впадающего в ярость медведя:
— Мне это нужно. Постарайся не ошибиться и сделать все, как надо. У тебя же есть рецепт, или как там у вас это называется?
— Да, конечно есть. — Она несмело кивнула.
— Вот и все. Просто сделай это зелье и противоядие к нему.
— И все-таки спрошу еще раз: это из-за Марины?
— Да. Не хочу причинить ей вред. Сделай это ради подруги.
Лиля насупилась, отводя взгляд:
— Кажется, она на меня обиделась.
— Что произошло?
Я не мог упустить ни одного шанса узнать о ней больше. Все, что имело к ней отношение, было безумно важным и ценным. Каждая крупица информации. Противно от самого себя. Я становился тряпкой, неспособной здраво мыслить.
— Я пыталась ее убедить, что вы не такой уж и плохой, как она думает. А она разозлилась и ушла.
— В смысле? Куда ушла? — Меня бросило в жар от дурного предчувствия.
— Вернулась к себе, наверное. — Лиля пожала плечами.
— Постой, где вы виделись?
— Она приходила ко мне в мастерскую. Мы там собрались, чтобы понять, чья кровь была на сорочке.
— Кровь?
— Да. Радван ее понюхал и…
Дальше я уже не слушал, вскочив со своего места и бросившись к двери.
Только ступив за порог остановился и приказал:
— Свари это зелье! Начинай прямо сейчас.
Хорошо, если бы существовало что-то, способное лишить эмоций. Потому что я готов был взорваться от сотни чувств, вгрызающихся в меня изнутри. Столько за раз я никогда не ощущал. Да я вообще не ощущал ничего подобного за всю свою жизнь.
Даже мать не могла вывести меня на эмоции. Но Марина… Я боялся за нее. Переживал. Ревновал. Хотел уничтожить Радвана и выпороть эту взбалмошную сучку. А потом трахнуть. Выебать чертову куклу и все мысли из ее белокурой головы. Чтобы вообще не могла соображать и делать что-то, из-за чего меня рвет на части.
Идея с зельем — самая потрясная мысль, которая оказывалась в моей голове. Если не выпью, точно сойду с ума. Одна беда — оно не избавит от эмоций. Черт, если ведьма изобретет такое, я согласен стать подопытным и первым попробовать его.
Аромат Марины вился тонкой струйкой злости и отчаяния. Ее эмоции казались пищей. Как будто до этого я голодал сотни лет и только сейчас дорвался до еды. До самых настоящих деликатесов, которые растекаются на языке наркотиком. Ты подсаживаешься на это моментально, не понимая, как мог жить без этого. Без них. Как выживал ДО. До встречи с ней.
И я действительно не понимал, как справлялся без нее. Она словно раскрасила жизнь тысячей ярких красок. Это именно она, не я, наполнила крепость дыханием, изгоняя отсюда призраков.
Я никогда не был жадным. Наверное потому, что у меня было все, о чем можно только мечтать. Все материальное. То, что можно купить за деньги. Но ее чувства… ее эмоции… до них я был жадным. Безумно голодным.
Я вдыхал карамельно-цветочный аромат ее кожи и растаскивал его на части. Вот ее злость. А вот обида. Капелька ярости и много-много отчаяния. А еще легкие нити грусти, от которых собственное сердце сжималось так, словно попало под тяжеленный пресс.
Я шел следом, узнавая аромат ее эмоций. Вроде бы такие же, как у обычных людей, но каждое чувство со своим особым оттенком. Сливочная карамель, медовая, клубничная, шоколадная. Нагретый тягучий сахар, растекающийся по моим венам вместо крови.
Сам не замечал, куда иду и что происходит вокруг. Все запахи исчезли, звуки стихли. Осталось только звучание рассвета. Легкий шелест листвы и пение ранних птиц. Копошение насекомых и… Я споткнулся о собственные ноги, останавливаясь. У берсеркеров был хороший слух, но не настолько, чтобы расслышать насекомых сквозь толстые стены крепости.
Окно! Чертово окно было открыто, и аромат Марины исчезал именно в нем. Я выругался сквозь зубы, выпрыгивая наружу и срываясь на бег.
Неужели, я настолько ей ненавистен, что она сбежала через окно? Да, я поступил неправильно, но извинился, все объяснил. Что ей еще нужно? Я признался ей в гребаной любви! Разве не этого хотят все женщины? Любовь, верность и деньги, которые она может тратить, как захочет! Что еще сделать?
Я бежал так быстро, что все вокруг слилось в одно сплошное зеленое пятно. Даже не сразу понял, что яркие разноцветные кляксы — ее платье. Нет, не ее, судя по запаху. Еще одна моя ошибка.
Я остановился. Марина стояла возле огромного дуба, полностью покрытого мхом. Она что-то рассматривала у корней и никак не реагировала на мое приближение. А ведь я ни черта не думал об осторожности. Ломился через лес, как настоящий разъяренный медведь. Кто угодно мог услышать.
Под ногой хрустнула ветка, и Марина испуганно вздрогнула, оборачиваясь. Ее кожа побледнела так, что я испугался. По щекам текли слезы. Пухлые алые губы дрожали, как у обиженного ребенка. Изогнутый шрам, который придавал ее лицу, какую-то потустороннюю красоту, снова открылся и кровоточил.
Я шагнул к ней, пытаясь понять, что успел натворить, но Марина вдруг всхлипнула и сама пошла мне навстречу.
— Это не я… Я просто хотела посмотреть, есть ли тут яма, как в моем сне…
Я притянул Марину к себе, наконец рассмотрев, что ее напугало. Среди длинных корней лежали… женские ладони. Отрубленные по запястья и посиневшие от времени. Под ногтями — грязь и кровь. Но насекомые и тление их почему-то не тронули. Семь. И все левые. Минимум семь женщин, лишенных руки. И скорее всего мертвых.
Я прижал Марину к себе, стискивая затылок. Пальцы тут же запутались в буйстве локонов. Но среди всей этой херни, творящейся вокруг и в моей жизни, я вдруг подумал, что я охрененно счастливый. Я нашел женщину, которая создана для меня. Под меня. Выточена под мой разум и мое тело. Под мою душу.
Марина тихонько всхлипывала и цеплялась пальцами за мою рубашку. Наверное, я точно извращенец. Семь возможных трупов, а я ловлю кайф от того, что нужен ей. Впитываю каждую секунду и ломаю голову, как бы продлить эти мгновения.
— Кто это сделал? — Ее тихий шепот звучит около моей груди. Дыхание согревает кожу. Опаляет так, словно ко мне приложили горящую головешку. Рядом с ней сложно соображать трезво.
Я хочу схватить ее и утащить отсюда. В свою берлогу. Спрятать и охранять. Наслаждаться ею, как драгоценным лакомством. Нет, так нельзя. Нужно что-то придумать, а иначе действительно свихнусь.
— Я не знаю, но выясню.
Она дрожит и тяжело дышит, а мои мысли снова выбирают опасное направление. («Отбор для Короля волков» 5v3p1ut_)
Я ненавижу себя, потому что думаю о том, как мы лежим в моей кровати. Как она скачет на мне, насаживаясь на мой член так глубоко, что у обоих перехватывает дыхание. Как дрожит от каждого движения ее грудь, как задница ударяется о мои бедра. И как она дышит. Точно так же: тяжело и с трудом.
