— Теперь это твои проблемы. — Я кивнул Маттиасу на машину. — Садись.
Он стал еще большим засранцем, чем был. И я не мог винить его. Много лет назад Маттиас сделал то, что считается среди нас одним из худших проступков — пошел против отца. Против своих же. Его изгнали. Хорошо, что не убили. Но, если уж быть совсем честным, Маттиас сам ушел. И я был одним из тех, кто поддержал его уход, хотя в тайне и был на его стороне.
До сих пор считаю, что в той ситуации он был прав — заступился с девчонку, которую собирались «казнить». Он был прав во всем. Но я смалодушничал. А вот Маттиас стоял на своем до конца. Он уехал за границу и жил сам по себе. С годами нам удалось немного помириться, но общение все равно было шатким и неуклюжим.
Но сейчас он был единственным, кто сможет помочь.
— Ну вот, я сел. — Он устроился рядом и пристегнул ремень. — Можем начинать непростой разговор?
Он был младше меня, но жизнь его здорово потрепала. Он добился всего с нуля. С огромного пустого нуля. У него не было тех возможностей и ресурсов, которыми обладал я. И хоть отец заставлял меня подниматься с низов, я всегда был уверен в своем будущем. А вот у Маттиаса такой уверенности не было. У него вообще ничего не было. Он стал жестче. Это было видно по напряженно прищуренным глазам и глубоким морщинам в уголках. Он словно ожидал удара. Был готов к нему в любую секунду.
Именно это мне и нужно было. Тот, кто не ждет драку, не сможет в ней выстоять. Кажется, Маттиас готов начать бой в любую секунду.
Я завел мотор и выехал с территории аэропорта:
— Ждешь душещипательных признаний в том, как я раскаиваюсь?
Он зло рассмеялся:
— Если ты заплачешь, я не выдержу и, так и быть, прощу тебя.
— Не считаю, что я в чем-то перед тобой виноват.
— Нет, конечно нет. Никто не виноват.
Он отвернулся к окну, а я сосредоточился на дороге. Еще пару часов назад идея покинуть крепость казалась мне гениальной. Я мечтал вырваться из стен, которые начали пропитываться ароматом Марины. Мне везде чудилось ее присутствие. Мерещился ее голос. За каждым поворотом я надеялся увидеть ее. Представлял, как обниму, прижму к себе и зароюсь лицом в ее мягкие локоны. Мне достаточно было просто лежать рядом с ней, ощущая ее хрупкое тело и теплое дыхание. Этих мыслей стало так много, что они начали сводить меня с ума. Ее карамельный вкус до сих пор ощущался на языке, и с каждой секундой, он проникал в меня все глубже. Зависимость, намного хуже наркотической, превращалась в манию.
Я вырвался из крепости, чувствуя себя пленником, наконец выбравшимся на свободу. Так было минут пять. Пять минут абсолютного блаженства и мнимой свободы. Пять минут, когда я обманывал сам себя, что счастлив не видеть ее рядом, и наивно верил в эту ложь. Пять минут, пока я думал, что все хорошо.
Нет, все было ужасно. Моя потребность в ней стала ничем иным, как одержимостью. Ладони зудели от желания прикоснуться к ней. Просто потрогать, чтобы убедиться, что она реальна. И хотя бы на полглотка вдохнуть ее аромат. Может, позвонить ей? Или написать? Спросить, как она? Чем занята без меня? Просто услышать голос…
— Ты завис, что ли? — Голос Маттиаса выдернул из фантазий, в которых Марина сама набирает мой номер и шепчет в трубку, как скучала по мне.
Я резко оборачиваюсь к нему:
— Что?
— У тебя взгляд такой… как будто, ты мысленно кого-то расчленяешь. Мне даже жутко стало. — Маттиас ухмыльнулся. В нем больше не осталось ничего от того пацана, каким я его помнил. Рядом со мной сидел другой человек. Его я видел впервые. И доверять ему не мог. Тем более, рассказывать о Марине.
Я отвернулся к дороге и увеличил скорость, мечтая поскорее добраться до крепости.
— Задумался об одной проблеме.
— О той, из-за которой выдернул меня?
— Я не выдергивал тебя. Если бы ты сам не хотел приехать, не приехал бы. Ведь так?
Я слышал, как участилось его дыхание. Едва, но я все равно почувствовал. Ему не скрыть то, что это важно для него.
— Скажем так, ты рычал вполне убедительно. Мне стало любопытно, что могло настолько вывести тебя из себя и заставить позвонить мне.
— Я позвонил тебе, потому что до сих пор считаю, что Шельзбург твой по праву.
Из голоса Маттиаса исчезли все эмоции:
— Я отказался от этого города. И никогда на него не претендовал.
Мы оба знали, что это не так. И то, как холодно и спокойно он это сказал, лучше всего подтверждало мои догадки. Все-таки, он не совсем изменился. Таким холодным и отстраненным он становился только тогда, когда происходило что-то действительно важное. Что-то, что его волновало.
— Поэтому, ты оставил все? Из-за города, на который не претендуешь?
Он через силу улыбнулся:
— Ты встрял в какую-то заварушку и собираешься развязать войну. Мне просто интересно. Я все ждал, кто же первым всколыхнет это болото. Не думал, что это будешь ты. Но я рад, что ты наконец перестал быть тем, кто делает все по правилам. Хочу наблюдать за всем из первых рядов.
На этот раз улыбнулся я:
— Ты приехал не для того, чтобы наблюдать. А затем, чтобы поучаствовать. Но я сделаю вид, что поверил тебе. И даже подыграю.
Маттиас ничего не ответил. Я чувствовал, как он напрягся, словно готовится к броску. Мы можем не признавать это, но оба следили друг за другом, пока не общались. Я знаю, что он добился многого. Сам выстраивал свою империю и дрался за власть. Завоевывал то, чем хотел обладать. Но и для него не секрет, через какие битвы проходил я. Мы оба изменились с тех пор, когда виделись в последний раз. И все-таки, кое-что осталось неизменным: вдвоем мы сильнее, чем по одиночке. И если будем друзьями, то выживем оба. Если начнем соперничество, то не выживет ни один.
Маттиас прервал затянувшееся молчание:
— Ладно, это действительно меня подкупает. Знаешь, как надавить на мои слабые места. Я все еще бессилен перед откровенной лестью. — Он пытается иронизировать, но сейчас это плохо удается.
Не смотря на вечер воскресенья, пробок почти нет, и мы практически летим по улицам. Мне нравится, как выглядят дома в сгущающихся сумерках. Даже обычные хрущовки превращаются в таинственные здания, хранящие множество секретов.
И я вдруг понимаю, что… что хочу провести пару дней наедине с Мариной в ее тесной съемной квартирке. Как обычные люди. Два самых простых человека, живущих под одной крышей. Хочется делить крошечное пространство на двоих, сталкиваться в крошечной ванной и в конце концов вдвоем принимать душ. Хочется дотягиваться рукой до Марины, пока она будет суетиться на кухне. Хочется вдвоем лежать на старом продавленном диване, пить пиво из одной бутылки на двоих и смотреть какой-нибудь дурацкий фильм по телевизору. Хочется кутаться в один плед и обнимать друг друга, сидя в жутком кресле. Она у меня на коленях. Устроив голову на моем плече. И чтобы за окнами обязательно шел дождь, и была ночь. Но мы бы не включали свет и не закрывали окна. А просто сидели и прислушивались к его шуму. И тихонько шептались, рассказывая друг другу самые важные и одновременно глупые свои секреты. Вот, чего бы я хотел. Обычной жизни на двоих.
