Маттиас начинает громко хохотать, перекрывая шум ветра:
— Зная, мое везение, мне достанется настоящая мегера! Уже не терпится познакомиться с твоей. Хочу узнать, какая она.
Я самодовольно усмехаюсь:
— Она лучшая. — И тут же хмурюсь, понимаю, что Маттиас только что сказал. — Но даже не думай, что я подпущу тебя к ней.
— Думаешь, я буду претендовать на твою невесту? Как бы сильно я тебя ненавидел, можешь быть спокоен.
Может, я становлюсь параноиком, но эти слова ни капли не успокоили.
— Когда встретишь свою, поймешь мои чувства.
Маттиас опять захохотал. Лучше бы заткнулся и сидел молча.
— У тебя есть чувства? Да ладно? С каких это пор?
Я не стал ничего отвечать. Кто бы что ни говорил, я не был бесчувственным. Но любое проявление эмоций могло стать уязвимостью. Поэтому, я научился их скрывать. Так было проще. Да и что дает открытое проявление себя? Я признался Марине, и что? Она восприняла мои слова, как издевательство и оскорбление. Лучше бы промолчал.
Пришлось снизить скорость, когда въехали в лес. Дорога к крепости была еще не готова. Наверное, нужно было в первую очередь позаботиться именно о ней, но в голове все перемешалось. Я просто хотел создать дом, в котором можно было бы спрятать Марину. И спрятаться вместе с ней. А то, что вокруг — непроходимый лес, меня мало волновало. Наоборот, так даже лучше. Чем хуже дорога к крепости, тем сложнее будет другим сюда попасть.
Мы подъехали, и я вдруг ощутил странное тепло в груди. Как будто кто-то сунул прямо к сердцу горящую головешку. Кожу покалывало острыми горячими иглами, а сердце билось быстрее. Я не мог понять, что происходит, но чем дольше смотрел на свет в окнах, тем отчетливее осознавал: я просто рад. Рад возвращению ДОМОЙ. Это именно то место, которое я могу назвать домом. Потому что здесь меня ждут. Ждет Марина. И пусть я знаю, что это откровенная ложь самому себе, но так легко в нее поверить, что я не сопротивляюсь и продолжаю обманываться.
Тут люди, которые мне верны, с которыми я через многое прошел. Внутри кипит жизнь и что-то происходит. Борис и Радван проверяют, все ли готово к возвращению Маттиаса. Лиля готовит зелье, которое поможет мне все исправить. А Марина… Марина, наверное, обижается на меня. Грустит в нашей спальне? Нет, скорее всего, злится. Грусть — это не про нее. Она не будет тратить время на подобное. Скорее, придумает что-то безумное, вроде своего глупого побега.
Это глупо, но мне безумно хочется улыбаться. Чувствую себя странно счастливым. Сейчас я и вправду владею всем миром. У меня есть ВСЕ. Все, о чем только можно мечтать.
— Пошли. — Я вышел из машины и кивнул Маттиасу.
Он тоже выбрался и с удивлением уставился на крепость:
— Ого… Ты решил восстановить крепость?
— Да. — Я не скрывал свою гордость от того, как преображалось то, что несколько дней назад было рассыпающейся грудой камней.
— Ты… теперь живешь тут?
— Да, а что тебя так удивляет?
— Просто не ожидал, что тебя так потянет… к корням.
Я пожал плечами:
— Мне просто тут нравится.
Маттиас смотрел на меня прямо, и я видел, что он пытается понять меня. Понять, как я изменился за то время, что мы не общались. Возможно, раньше я и позволил бы ему узнать себя. Но не сейчас. Да, я хотел хотя бы попытаться восстановить нашу дружбу. Но не более.
— Ты никогда не был тем, кто привязывается к месту. Тем более, к такому… хм… старому.
Теперь уже усмехнулся я:
— Ты придаешь этому слишком большое значение. Пошли внутрь. Нужно многое обсудить.
Нас встретил Борис. Вид у него был немного болезненный. Слишком бледный. Лицо покрывала испарина. Странно, мы не болеем. Вред нам может причинить только рана. И то, ненадолго.
Я прервал его приветствие на полуслове:
— С тобой все нормально?
Борис поморщился:
— Д-да…
Я же видел, что с ним что-то не так! И по его запаху чувствовал, что он врет. Я снова принюхался. Пах он так, словно недавно был на кладбище. Причем, в тесном соседстве с истлевающими трупами. Вонь разложения и гниения вились вокруг него легкой дымкой. Странно, он не должен был ходить на кладбище. Такого распоряжения я не давал. Да и когда бы он успел?
— Выглядишь заболевшим. — Маттиас принюхался и нахмурился.
— Ничего страшного. Идемте, уже все готово.
— Ого! Наверное, тебе и вправду нужна моя помощь? — Маттиас снова нацепил на лицо свою раздражающую ухмылку. — Раз ты так напрягаешься ради меня.
Я пропустил его слова мимо ушей. Состояние Бориса меня реально напрягало. Я видел, что он едва заметно вздрагивает. Это очень нехорошо. Запаха крови не чувствуется. Значит, никаких особых повреждений у него нет. Вот только сердце стучит в странном ритме. Несколько быстрых ударов, а затем… Как будто на полминуты он впадает в кому. Сердце просто замирает, чтобы снова бешено застучать, восполняя пропущенные удары.
Никогда не встречал подобного. Еще пару часов назад с ним все было нормально.
— Ты чего улыбаешься? Решил отделаться от меня и радуешься, что я сам пришел?
Я так задумался, что перестал осознавать происходящее вокруг. С недоумением взглянул на Маттиаса, и только после этого почувствовал, что глупо улыбаюсь. Улыбаюсь, ощущая любимый аромат расплавленного сахара. Моя сладкая и тягучая карамель. Ее аромат висит в воздухе теплым облаком. Я даже не понял этого, полностью погрузившись в мысли. Но разум все равно реагировал на Марину.
Стоп! Какого черта здесь ее аромат?
— Проходите. — Борис распахнул дверь в зал, где должны были накрыть для нас с Маттиасом стол, и меня обдало еще одной карамельной волной.
— Ого! Нас ждут сладости? — Маттиас тоже уловил этот аромат, и я едва не свихнулся от ярости. Когти рванули наружу, не поддаваясь контролю.
Но прежде чем я успел пустить их в ход, Маттиас прошел за Борисом. Я рванул следом, но заставил себя затормозить, чтобы не врезаться в их спины. Оба замерли у порога, и мне пришлось обойти обоих, чтобы понять, что происходит.
Аромат карамели стал настолько насыщенным, что во рту выступила слюна. Он перебивал запахи еды и вина, становясь единственным, на что я мог реагировать.
Сначала показалось, что это просто галлюцинации. Начал сходить с ума без Марины, и мозг решил пожалеть меня, создав совершенную иллюзию. Но я не один видел ее. А значит…
Ярость затопила доверху, выплескиваясь из горла тихим рыком, который я уже не мог да и не хотел сдерживать.
В центре зала на длинном столе, заставленном едой, лежала Марина. Она опиралась на один локоть и, склонив голову к плечу, рассматривала меня. На ней не было ничего, кроме моей рубашки. Той самой, которую я ей оставил с приказом надеть. Она даже не потрудилась застегнуть пуговицы! Только две — у живота, чтобы прикрыть развилку бедер. Между полами виднелась полоска белоснежной кожи, плоский живот и округлости груди. Локоны спутались и рассыпались по плечам.
