— На самом деле есть даже две важные вещи, и я никак не могу решить, с чего начать.
— Начинайте с чего-нибудь, — улыбнулась она.
— Скажите, вы уже успели придумать себе планы на внезапный отдых?
— Спать, — тут же выдохнула она.
— Отличные планы. А что вы думаете о том, чтобы спать не здесь, я имею в виду — не во дворце и даже не в городе, а отправиться куда-нибудь, где теплое море, пляж и нет людей? И спать в каком-нибудь таком месте?
— И выключить телефон, — выдохнула она.
— Хорошая мысль, я её обдумаю. Так вы согласны?
— Получается, что да, — улыбнулась она.
— Отлично. Я сейчас пойду в свой кабинет и что-нибудь подыщу. Предлагаю вам отпустить сотрудников и прийти тоже, подумаем вместе.
— Хорошо, я так и сделаю. А вторая важная вещь?
Он внимательно посмотрел на неё.
— Скажите, Элоиза, а зачем вас навещал вчера господин Куарта?
— Хотел поблагодарить за лечение.
— Вы его ещё и лечили? — нахмурился он.
— Про визит насплетничали, а про это — нет? Прямо странно. Да, я считала себя некоторым образом виноватой в том, что он попал под ту люстру, поэтому я ему немного помогла.
— Не сердитесь, сердце моё, — тихо сказал он. — Пожалуйста.
— Хорошо, не стану. Но вы сами можете оценить скорость распространения сплетен в отдельно взятом пространстве дворца, — назидательно сказала она.
— Но вы придете?
— Поискать место для сна? Приду.
— Эй, вы уже совсем из берегов вышли, причем оба! — сварливо заметил вышедший из кабинета Варфоломей. — Не нашли стульев получше?
— Простите нас, — улыбнулась Элоиза. — Мы уже уходим.
6.19 О романтике
Третья неделя. Четверг, пятница, суббота
Спать оказалось очень правильным решением. А спать вдали от людей — вдвойне правильным. У Себастьена нашелся какой-то знакомец, который помог поискать безлюдное место для сна, и таковое нашлось в виде домика на гористом острове посреди моря. Единственное неудобство — лететь пришлось не днём в среду, а очень ранним утром в четверг.
Зато в среду вечером радостные сотрудники палаццо д’Эпиналь устроили грандиозное празднество в обеденной зале. Элоиза понимала, что не пойти нельзя, хотя никаких сил на веселье уже не оставалось. Но оказалось, что она не одна такая — почти все участники утреннего совещания у Шарля пришли, но в состоянии «уже даже пить не хочется». В итоге они сидели представительной компанией в углу, лениво ковырялись в тарелках, пили вино и изредка перебрасывались словами. Больше ничего не хотелось и не моглось. А шумная молодежь пела и танцевала, для этого столы отодвинули ближе к стенам, принесли звуковую аппаратуру, командовал всем этим безумием Гаэтано Манфреди, а помогал ему Карло. На самой большой колонке расставили Те-Самые фигурки насекомых и все с ними фотографировались. Кроме того, на больших листах бумаги распечатали некоторые перлы и демотиваторы из «Проверки без цензуры» и развесили по стенам. Варфоломей, оглядев это творческое буйство, сказал, что всё понимает, но почему у творцов в головах так мало вкуса и гармонии, неужели окружающие этих людей произведения искусства никак на них не повлияли?
В общем, посидели, помолчали и посмеялись наиболее удачным шуткам молодежи, а потом постепенно разошлись по комнатам. И когда Себастьен в половине пятого утра постучался к ней со словами, что уже пора, оказалось, что самые стойкие еще что-то отплясывали.
Они с Себастьеном тихо заглянули в залу, оставаясь незамеченными, восхитились человеческой стойкостью, а потом Алессандро, один из водителей службы безопасности, отвез их в аэропорт.
Самолет, затем катер, и к одиннадцати часам дня они разместились, наконец, в вожделенном домике. Спали почти до вечера, потом благодаря обнаружившейся вдруг в Себастьене некоторой энергии выбрались наружу и сходили в местную таверну. Морские гады в качестве ужина отлично сочетались с вином и закатом. Но, впрочем, долго сидеть не стали, потому что ещё пока не выспались.
В пятницу уже можно было проснуться к обеду, попросить хозяев домика принести кофе и пролениться в прохладе все самые жаркие часы. Это было само по себе удивительно — вообще, после, так сказать, окончания вечеринки мужчину следовало поцеловать и отправить восвояси, раньше Элоизе никогда не приходила в голову мысль о том, что можно валяться в постели, пить кофе и разговаривать обо всём на свете.
Давным-давно ей случалось пару раз поехать куда-нибудь с мужчиной. Но она всегда настаивала на отдельных комнатах — спать нужно с комфортом, а какой тут комфорт, когда приходится делить с кем-то постель?
Почему-то с Марни всё с самого начала оказалось иначе.
Да, это было удивительно. И очень-очень здорово.
Потом они встали и отправились гулять. Шли, куда глаза глядели, забрались на вершину небольшой горки. Сидели на траве, прислонившись к нагретому камню, а где-то внизу, под ногами, плескалось синее-синее море.
— Скажите, Элоиза, вы не жалеете, что не остались спать во дворце?
— Нет. Здесь такая романтика, как вообще можно жалеть о чем-то оставленном! Оно же совершенно не имеет значения, — ответила она.
— Романтика? Вы находите? — он посмотрел на неё как-то странно, она с ходу не прочитала смысл, а лезть вглубь не стала.
— Конечно. Горы, море, тепло, и наше с вами фантастическое уединение — это не романтика? А что тогда романтика?
— Сердце моё, я как раз с этим утверждением согласен, иначе не потащил бы вас сюда. А вот то, что именно вы его высказали — да здорово это, и всё тут. Мне долго рассказывали, что романтика — это обвешаться сердечками, утопить всё в розовом цвете и смотреть дурацкие фильмы про дурацкие отношения. Вот скажите, вы любите, когда вам дарят сердечки?
— Простите, какие сердечки? — рассмеялась она. — Из чего?
— Да не важно, из чего, — а вид у него такой, будто ему на плечо посадили того самого таракана.
— Я, с вашего позволения, подумаю… Например, пирожное имеет право быть любой формы, хоть бы и сердечком. Я, честно сказать, не фанат именно этой формы. Наверное, какое-нибудь украшение может быть такого вида. Только я вряд ли надену его на видное место.
— Запонка? — усмехнулся он.
— Золотая запонка сердечком? Что-то с ходу не могу представить такой вариант, который бы меня устроил. Я привередлива, знаете ли. Но я никогда не могла заподозрить вас в привязанности к сердечкам, честное слово, — она смотрела на него и силилась понять, что за этим стоит.
— И правильно не могли, — подтвердил он. — У меня, если угодно, академический интерес.
— Очень уж он… неожиданный, — она потрогала его лоб.
— Хотите понять, всё ли со мной в порядке? — он поймал её руку и не отпустил. — А я ведь еще одного странного вопроса вам пока не задал.
