— Принимается, — согласилась Элоиза. — Давайте уже есть мороженое.
* 28 *
Понятливый Карло вывел Джулиану из приемной Марни.
— Ну и что? Ты же не видел, есть у него кто-то или нет! А вдруг он один? — нахмурила брови Джулиана.
— Крошка, если бы он был один, то легко пустил бы меня внутрь, понимаешь? А он меня послал, и не просто, а недвусмысленно послал, поэтому я не сомневаюсь — он там не один, — и спросил: — Ну что, возвращаемся?
— Куда? — презрительно хмыкнула она. — Что ли опять на пьянку? Да ну!
— Ну тогда пошли ко мне, — не смутился Карло.
— Ага, сейчас, разбежалась. С твоим-то дурацким галстуком! Иди ты! — отпихнула и убежала куда-то по коридору дальше.
— Ну и черт с тобой, — сказал Карло и пошёл к лифту.
Явиться на посиделки в приёмную с этаким чудом было равносильно появлению с говорящим попугаем на плече. Первые пять минут — прикольно, а потом быстро надоест.
Вверх или вниз? Сначала вниз. А там уже — если все нормальные люди ушли к Варфоломею, то можно туда.
В атриуме он первым делом увидел как раз Варфоломея. Он сидел на бортике фонтана и утешал стройную блондинку в черном платье, горько рыдавшую у него на плече. Кажется, эта блондинка в самом начале зашла в зал вместе с поганкой Джулианой.
— Что происходит? — спросил Карло у монаха.
— А вот что, — Варфоломей встал, ловко поднял даму на ноги и передал в руки Карло. — На, держи.
— И что мне с ней делать? — вытаращил глаза Карло.
— Да что хочешь, только бы не плакала, — усмехнулся Варфоломей. — Если что — заходи. Один или нет — это уже как решишь.
— Если чтобы не плакала — так это легко, — хмыкнул Карло. — Ты кто, красавица?
— Это мой новый реставратор, обращаться осторожно, прямо скажу — нежно. Она мне еще нужна, понял?
— Понял, понял, — вздохнул Карло, обнял Асгерд за плечи и повел ее в зал. — Пошли, красавица, съешь сейчас яблочко, ну или ягодку, запьешь коньяком, и расскажешь мне свои печали. А потом мы их все как-нибудь победим…
17. О рождественских подарках и не только о них
* 29 *
Мороженое закончилось, бокалы отставили, столик отодвинули, сидели обнявшись, разговаривали. Элоиза сама не заметила, как взяла-таки его правую руку в свои, гладила ладонь, потом откуда-то взялась и его вторая рука, пальцы переплелись…
— И честно, я бы этого человека и пальцем не тронула, но он вздумал угрожать мне оружием. Пришлось защищаться, потом свой пистолет доставать, а потом еще и оказалось, что это был самый нужный человек, и я все сделала правильно, — закончила она рассказ о делах минувших дней.
— Он просто не знал, что у него нет шансов против вас, — усмехнулся Себастьен.
— А вы? Как так получилось, что на вас кто-то там напал?
— Идиотов везде хватает, — пожал плечами он.
— Постойте, а ваша шея? Вы говорили про шею, не так ли? — как она могла забыть!
— Да ладно, там все насмерть заклеено и абсолютно терпимо, скоро, надеюсь, зарастет.
— Нет-нет, я хочу посмотреть. Снимайте вашу чудесную бабочку и расстегивайте ворот. Ну, или не только ворот, увидим. Или я сама сниму, — ее как кто-то за язык тянул, впрочем, сколько она уже выпила к этому моменту?
— Ух ты, я правильно понимаю, что вы желаете меня раздеть?
— Я желаю посмотреть вашу шею, — она осторожно развязала узел у бабочки и сняла ее, а потом расстегнула ворот сорочки и еще пару пуговиц. — Нет, не получается, снимайте смокинг.
В итоге он остался без смокинга, без жилетки и в расстегнутой сорочке. Элоиза развернула его спиной к себе, прошлась кончиками пальцев по приклеенной повязке, а потом без предупреждения одним точным движением оторвала ее. Он шумно выдохнул.
— Элоиза, может быть, оставим мою бедную шею в покое? — он, конечно, улыбался, но под повязкой была присохшая корочка, определенно ему было несладко.
— Простите меня, пожалуйста, я не хотела причинять вам излишнюю боль. Сейчас. Секунду. Станет легче, правда, — она подышала на пальцы и положила правую руку на корочку.
Первым делом снять боль. Это легко удалось, он сразу же распрямился и стал дышать спокойнее. Ну а теперь просто убрать неприятные эффекты, какие получится. Что-то подобное давным-давно, то есть прошлой весной, проделывала с её разбитыми коленками Доменика. Корочки отшелушиваем, под ними чтобы даже не пленка, а уже полноценный нормальный рубец. Чтобы воротники не скребли по только что наросшей коже. А потом можно будет еще сделать пару сеансов на предмет смягчения новой кожи и чтоб у нее был нормальный вид. Сейчас же — чтобы не болело и не мешало, косметика потом.
— Элоиза, а почему там теперь так чешется? — он попытался заглянуть ей в глаза, не поворачивая головы, это было забавно.
— Вероятно, зарастает, — она пожала плечами.
Одним плечом, потому как правая рука была все еще в работе. Черт, а почему только правая? Положить левую сверху, аккуратно закрепить результат, ну, а остальное можно доделать как-нибудь потом.
— Что там происходит? — он все же пытался вертеть головой.
— Уже ничего, — она резко отняла от его шеи обе руки и стряхнула пальцы.
Ему наконец-то удалось повертеть головой.
— Слушайте, не болит! Вы там что, новую кожу нарастили?
— Нет. Я не мастер, я так. Просто чтобы не болело и не мешало..
Он осторожно потрогал то место на шее… а потом схватил ее в объятия и она вдруг оказалась у него на коленях.
— Вы лучше всех врачей, которые меня когда-либо лечили. Скажите, этот метод где-нибудь вообще применяется? Ну, то, что вы делаете?
— Применяется, конечно… теми, кто умеет. Я умею очень мало, и многие навыки вообще растеряла с юности. Но что могу — делаю. И все, тема закрыта.
— Ух ты, как строго! А почему закрыта? — он умудрялся еще и целовать ее между словами.
Она закрыла глаза, положила голову ему на плечо и руку на второе, и молчала. Ох, хорошо-то как!
Однако он продолжал гладить ее по голове и вообще куда дотягивался, и говорить тоже продолжал.
— Вы бросили отвечать, потому что я говорю какие-то совсем несусветные глупости?
Пришлось сделать над собой усилие, чтобы вернуться в реальность.
— Вам правду сказать? — она приоткрыла глаза и вернула в прическу выпавшую шпильку.
— Конечно, только правду и ничего, кроме правды!
— Когда я у вас на коленях, я не соображаю. Ни-че-го.
— Ух ты, буду знать. И пользоваться в корыстных целях. Так, а это еще что такое? — спросил он вдруг изменившимся голосом.
