— Можно сказать и так. Последний бой ещё предстоит, но он пройдёт на наших условиях и в удобном нам месте.
— Рассказывайте, — она пригласила его за кофейный столик.
— Увы, пока не могу. То есть, могу, конечно, но до самого события этого делать не следует. Просто я очень рад тому, что всё сошлось, звёзды, наконец-то, встали, как нужно, и сегодня, я надеюсь, история завершится.
— Я о ней, получается, ничего не знаю? — удивилась Элоиза.
— Нет, — подтвердил он. — Вечером узнаете первой. Собственно, я и пришёл для того, чтобы договориться с вами на вечер после вашей тренировки — поужинать, ну и что-нибудь ещё, конечно же, — он так и искрился улыбками. — Мы как раз всё сделаем и я освобожусь. Поэтому идите сюда, — он подвёл её к Тому-Самому месту у стены, где они обычно целовались. — А то мне уже нужно бежать.
Вместе с поцелуем в голову проник какой-то холодок, и это было странно. Элоиза осмотрела Себастьена — и не увидела ничего особенного. Тогда она сама коснулась его губ, сосредоточилась… и отпрянула.
— Монсеньор, я вижу опасность.
— Да ладно, — он не поверил.
— Дело ваше, можете не верить, но я так вижу. Именно для вас.
— А в чем она состоит? Видите?
— Нет, — замотала она головой. — Нельзя перенести ваше предприятие?
— Исключено.
— Тогда возьмите меня с собой.
— Элоиза, вам там делать определенно нечего.
— Я смогу помочь вам, если вдруг что.
— Элоиза, не обсуждается. Я не могу туда сейчас не поехать, а вы — не можете поехать.
— Тогда хоть защиту дополнительную возьмите, — нахмурилась она и достала из-под блузки цепочку с медальоном.
— У меня есть своя подобная штука, вы ведь помните, — он снова улыбнулся. — Не сердитесь, пожалуйста. Я в самом деле не могу взять вас с собой. Но уверен, что всё будет отлично, и после мы с вами поужинаем. Вы не возражаете против ужина?
— Вы, главное, вернитесь. А там посмотрим, — тихо сказала она и вернулась за стол.
— Эй, что случилось? Неужели вы обиделись? Напрасно, совершенно напрасно. Сердечко моё, всё будет хорошо, — он подошел к ней и взял её руку в свои.
— На лестницы по возможности не лезьте, ладно? — пробурчала она. — И на другие высотные объекты тоже.
— Разберёмся, — он поцеловал её кончики пальцев и вышел из кабинета.
* 83 *
Вот ведь новости! С чего это её огорчает, если он куда-то лезет, очертя голову?
Конечно, её это огорчает. Огорчает и беспокоит. Вот ведь паршивец, и как теперь ему помочь?
В наличии неприятности Элоиза не сомневалась, но как правильно действовать в такой вот ситуации — не понимала совсем. Ну, увидела. Ну, сказала. А дальше? Он ведь не будет отменять подготовленную операцию из-за того, что у неё дурные предчувствия?
Ладно, ничего изменить нельзя, остаётся ждать и надеяться. Ждать вечера и надеяться на его ну хоть какое-то благоразумие. Командующие на передовой не дерутся, вдруг пронесёт?
* 84 *
Элоиза не помнила, как она в тот день доработала до вечера, и что было на тренировке, не помнила тоже. Вернулась во дворец, поставила машину и подошла к посту охраны. Там сегодня сидел Умберто Барбьери и ощутимо грустил.
— Добрый вечер, донна Эла, — он встал и даже поклонился.
— Добрый вечер, дон Умберто. Вы не подскажете, монсеньор вернулся?
— Так вот нет! Не вернулся ещё! Понятия не имею, что можно там так долго делать, — сварливо сказал охранник.
— Так вас не взяли? — догадалась Элоиза.
— Именно, — вздохнул он. — Кому-то нужно сидеть на постах во дворце. Нет, всё по-честному, кидали жребий, но могу же я пожаловаться на судьбу? — подмигнул он.
— И многим не повезло? — поинтересовалась она.
— Девятнадцать неудачников плюс господин Дзани, он остался за старшего. От него там толку и вправду нет, он сейчас только головой может работать, никак не руками и ногами.
Что-то новенькое! Господин Дзани за старшего? Обычно во дворце оставались Лодовико или Гаэтано. Что, чёрт возьми, происходит?
Она уже собралась было задать этот бессмысленный вопрос, но тут запищало стационарное местное средство связи, назвать его телефоном язык не поворачивался.
Спросила только:
— Это они?
— Да. Слушаю, — похоже, громкая связь там была по умолчанию.
Говорил Лодовико.
— Подъезжаем. Будем через пять минут, вызывай Бруно.
— Понял, — Умберто отключился и сразу же стал звонить наверх, медикам.
Элоиза молча смотрела на ворота гаража.
* 85 *
Пять минут показались ей вечностью. Но вот ворота открылись, и первым делом внутрь въехал бронированный фургон, а следом ещё машины. По их количеству можно было предположить, что на прогулку и впрямь выезжал весь возможный состав службы безопасности.
За рулём был Карло, рядом Гаэтано, оба выскочили и открыли двери, затем помогли Лодовико и Марко вытащить наружу носилки. На которых, конечно же, лежал его светлость монсеньор с закрытыми глазами.
Пальцы разжались, сумка упала на пол. Она не поняла сама, как так получилось, но уже стояла на коленях возле тех носилок и пыталась понять, что есть, и что можно исправить. Левую руку на лоб, видим сотрясение, и ещё ссадину, это ерунда, дальше вроде всё спокойно, а что там под курткой? Куртка отлетела куда-то в сторону, и глазам Элоизы предстала торчащая наружу кость. Холерная кость левой руки, она и в лучшие-то годы не могла запомнить, как эта кость называется. Соответственно, порванные ткани, сосуды, связки и ещё чёрт знает, что там. Бестолочи, даже кровь толком не остановили! Она зажмурилась на мгновение, собралась, и принялась фиксировать сосуды, один за другим.
— Ну кто там копается? — вдруг изрёк пострадавший. — Не могли до Бруно подождать, что ли, идиоты безголовые? Он бы хотя бы вколол что-нибудь обезболивающее…
Тьфу ты, обезболить-то она и забыла, вот реальная безголовая идиотка! От мелкой Анны и то больше пользы, чем от неё, нашлась целительница!
Элоиза быстро закончила с сосудами и кончиками пальцев убрала из руки чувствительность. А потом и из головы тоже. И подняла глаза на него.
— Элоиза? — прошептал он совсем другим голосом. — Откуда вы взялись, сердечко моё?
— Кто-то, кажется, приглашал меня вечером на ужин, — она хотела было убрать ссадину с виска, но подумала, что сначала хорошо бы промыть.
— Сейчас Бруно меня подштопает, а потом и поужинаем, — он попытался поймать здоровой рукой её руку, но она сверкнула глазами и зашипела:
— Лежите и не шевелитесь, ясно вам?
