Себастьяно подошел — троица его не заметила вовсе — и взял обоих мальчишек за шкирки. Приподнял и легонько встряхнул.
Джиневра изумлённо замолчала, и слава всем высшим силам за это.
— Джиневра, к машине. Ждать меня там, не сметь отходить ни на шаг, — кивнуть в направлении машины и не сомневаться ни мгновения, что она поступит именно так.
Поставить не менее изумлённых мальчишек на землю, не отпуская шкирок, и поинтересоваться:
— И что это было?
— Это она! Она первая начала! — сообщил тот, что повыше.
— И что же именно она первая начала?
— Она в прошлую пятницу сказала, что Джузеппе — дурак, — пояснил второй.
— И с прошлой пятницы не случилось никакого более выдающегося события? — не поверил Себастьяно. — Даже если не считать того, что вдвоём на одного — как-то несолидно, история выглядит в целом не очень убедительной.
— Да она всё время херню порет, — сказал мелкий.
— Вы оба не отставали от неё в этом вопросе, — покачал головой Себастьяно. — Но она одна, а вас — двое. Или вы только вдвоём можете поговорить с девчонкой?
— Да в неё словно бес вселяется, в эту девчонку, — пробормотал высокий.
— С девчонками это вообще случается, — кивнул Себастьяно. — Но если она, согласно вашим словам, всё то, что вы тут так громко орали, то вы чем лучше, скажите на милость?
— Так это что, ей и не ответить уже?
— Смотря, что ценнее. Непременно высказаться — или что-то другое.
— Чтобы она заткнулась. Но это невероятно, так не бывает, — мелкий попробовал вывернуться, не вышло.
— Неужели стоит ей только замолчать, и вы тоже от неё отстанете? — сощурился Себастьяно.
В общем, ситуация была совершенно понятна. Девочка мальчиков, похоже, просто достала, и у мальчиков кончилось терпение. Ох уж эти девочки, что называется.
— Она ещё и дерётся, — сообщил старший.
— С кем? Неужели с вами? — изумился Себастьяно.
С ним в школе девочки не дрались. Сначала он был им параллельно, а потом они наперебой искали его расположения.
— И с нами тоже, — вздохнул мелкий.
— А вам больше драться не с кем, только с ней? Что-то изменилось в мире? Других мальчишек в школе не осталось, нужно вдвоём воевать с девчонкой?
— Но она же кошмарная!
— Какая бы она ни была — она существует, она учится в этой школе, и ничего с этим не поделаешь.
— Она богатая дура, пусть учится дома! — выдал высокий.
— Увы, не всегда наши желания совпадают с действительностью. Джиневра будет учиться здесь, вы, как я понимаю, тоже, и если я ещё раз хоть от кого услышу, что вам больше драться не с кем — будем разговаривать по-другому.
— А вы ей охранник, да? За ней же злющая бабушка всегда приходит, — показал осведомлённость мелкий.
— Нет, я ей отец, — сообщил Себастьяно. — С ней я сейчас тоже побеседую, но и вам, молодые люди, советую угомониться. А то так и будете всю жизнь орать на разных… барышень.
— Но она же сама к нам прицепится, — вздохнул высокий.
— Отойдёте подальше и перекреститесь, чтоб за вами не побежала, — усмехнулся Себастьяно и выпустил обоих, их тут же как ветром сдуло.
Далее следовало провести вторую часть воспитательной беседы.
Фигурка с розовым ранцем у машины выглядела невероятно несчастной. Её хотелось обнять и утешить. В принципе, почему нет, но сначала — всё же вправить мозги. Попытаться.
— Джиневра, что это было?
— Я тут вообще не при чём, — прорыдала она. — Они меня подкараулили на выходе специально!
— И ты никогда никому из них не говорила никаких гадостей? Никогда-никогда?
— Говорила, но не сегодня же!
— У некоторых людей хорошая память, — заметил Себастьяно. — Ты раз скажешь, а тебе потом будут всю жизнь припоминать.
— Так уж и всю жизнь, — не поверила она.
— Бывает и такое, — кивнул он.
— Тогда мне можно до смерти припоминать, там хватит.
— Может, есть какие-то другие варианты?
— Например, какие? — Джиневра продолжала рыдать.
— Некоторые в таких случаях убийственно вежливы, и это работает ничуть не хуже, — предложил он вариант.
— Они подумают, что я совсем дура, если на гадости я буду отвечать «спасибо» и «пожалуйста»!
— Так я не об этом. Можно выучить парочку подходящих конструкций. Например — тебе про дуру, а ты в ответ — я тоже была лучшего мнения о ваших умственных способностях.
— Как-как? — она рассмеялась сквозь слёзы. — Повтори!
Можно и повторить, ему не жалко.
— Ещё можно по-латыни ругаться, — сказал он, подумав.
— И ведь я знаю, кого спросить, как ругаться на латыни, — задумалась она.
Отлично, чтобы успокоить — отвлеки. Работает не только с парнями, но и с зареванными девочками одиннадцати лет.
Джиневра достала телефон и проверила — там было написано «Анна из больницы».
Слёзы подсыхали, и Себастьяно рискнул обнять её и погладить по голове. Ожидаемо она расплакалась снова. Но это все так делают.
— Спасибо, что встряхнул этих, ну, которых только по-латыни, — всхлипнула она. — Бабушка на них ругается, а они убегают и не слушают.
— Они не будут больше к тебе цепляться. Но и ты сама их не трогай, хорошо?
— Я постараюсь. А почему ты меня утешаешь? Я же того, вела себя, как дикий человек из пустыни.
— Ты же не перестала от того быть моей дочерью, — сказал он. — Хотя мне, конечно, приятнее, когда не из пустыни.
— Да про меня то и дело говорят, что я дура и невоспитанная, — всхлипнула она.
— Второй пункт — несомненный. Но излечимый. С первым я бы поспорил. Твоя учительница сказала, что ничего смертельного пока нет, но нужны дополнительные занятия. Первое — завтра после уроков.
— Как? Прямо завтра? — Джиневра нахмурилась.
— Мы, вроде, собирались менять что-то в жизни к лучшему? — уточнил Себастьяно.
— Я не думала, что уже завтра.
— А чего тянуть? Учительница мне понравилась, толковая.
— Понравилась потому, что красивая, да?
— Красивая? — переспросил Себастьяно.
По правде говоря, он вообще не помнил, как она там выглядела. Говорила по делу и производила впечатление профессионала, остальное не важно.
— Ну да, на неё все старшеклассники западают, — с важным видом сообщила дочь. — Я думала, тебе она тоже понравится.
— Ну я же не старшеклассники, — усмехнулся он. — Мне важнее, как она тебя учит.
