Тим замер и почувствовал в груди холодок, не имевший ничего общего с октябрьской погодой. Шедший сзади также остановился. Тим закрыл глаза, затем открыл их и попытался сглотнуть, хотя во рту вдруг пересохло.
Он подумал о бабушке, но не потому, что опасался оказаться в богадельне слишком поздно. Нет, он вспомнил слова бабушки, сказанные давным-давно, когда она учила своего Тимоти бороться с силами зла.
– Если так случится, – говорила бабушка, поднимая один из своих уже морщинистых пальцев, – что в такой вечер ты окажешься один и вне дома и услышишь позади чьи-то шаги, делай что угодно, но только не поворачивайся.
– Почему? – спросил еще юный тогда Тим.
– Потому, – сказала бабушка, увлажнив себе губы, то есть сделав нечто такое, что под конец жизни за нее приходилось делать сиделкам, – потому что на самом деле ты не хочешь видеть, что находится позади.
– Не хочу?
– Не хочешь. А если случится тебе повернуться, дорогой Тимоти, вскоре умрешь.
Он тогда сглотнул, и горло его внутри было сухо, как бабушкины губы. Сухо, как сейчас. Тим нерешительно сделал шаг, затем другой.
Каждому шагу как будто вторило эхо.
– Но не ищи тени, – напомнил он себе. Искать тень не менее опасно. – Не смотри вообще! Не поворачивай голову, смотри вперед. Продолжай искать станцию подземки. Думай о бабушке.
Огонь – вот что ему сейчас нужно. Защита. И тут Тим вспомнил о лежавшей в кармане джинсов зажигалке, запустил в него руку, вытащил ее и в качестве предостережения выставил в сторону руку с зажигалкой и зажег. Он надеялся, что шаги, приближавшиеся с каждой секундой, затихнут, что преследующий отстанет.
– Это один из празднующих, – сказал себе Тим. Он понимал, что ведет себя глупо, и в любое другое время года мог бы в это поверить. Но в таком случае ему бы пришлось признать, что все, что он делал на Хэллоуин на протяжении всех этих лет, было пустой тратой времени. Ему бы пришлось признать, что не было необходимости запираться в доме, что нечего бояться шуток, что не существует ни проклятий, ни чудовищ.
Что не существует необъяснимого. Того, что находилось только что у него за спиной, того, что, как он был уверен, подстерегало его.
– Но оно ничего не сможет, – напомнил себе Тим, – ничего не сделает, только ты не…
Повернись, черт возьми!
Старо. Когда-то мне было внове, что пропавшая душа, прохожий, которого я принимал за легкую добычу, оказывался более осведомленным, чем я ожидал. Вы только представьте.
Заметив меня позади, он сопротивлялся. Этот мужчина в куртке и джинсах с короткими каштановыми волосами. Неприметный во всех отношениях, за исключением одного: он знал традиции, понимал их смысл. Пусть он не совсем верил преданиям, пусть был готов в них усомниться. Пока это его спасало, ведь я не могу действовать, пока он на меня не смотрит. И он это знает.
Ловко это у него вышло, с зажигалкой. Огонь отгоняет призраков и духов, и он бы помог, если бы я был одним из них, а мы, как я полагаю, вполне установили, что это не так. Я не боюсь огня. Люди, за которыми я охочусь, могут быть хоть объяты пламенем, мне это безразлично. Это меня остановить не может. Я все равно сделаю то, что намерен и что делал всегда.
Мне начинает казаться, что эта пропащая душа всегда делала то, что делает сейчас: она защищается. В своих путешествиях я ее определенно не встречал. Так я думаю.
Неважно. Какая разница?! Важно, чтобы он увидел меня. Пока он меня не видит, я не существую.
Но что-то непохоже, чтобы он клюнул. Сколько я за ним ни иди, насколько ни сближайся. Нет, он должен посмотреть. Должен. Если их не отвлекают, они всегда…
Ну же, посмотри!
Ублюдок! Посмотри хоть краешком глаза, это все, о чем я прошу. Это в человеческой природе, это инстинкт.
Ну, теперь это уже становится делом чести. Делом принципа. Да, именно делом принципа, и позвольте вам сообщить: последний раз я сталкивался с подобным очень давно.
Верно. Сближаюсь, повторяю его движения, ступаю одновременно с ним. Сближаюсь, насколько возможно, чтобы не оказаться над ним, чтобы не коснуться его, это я умею.
Ну же. Ну! Лишь…
Повернись.
Знание убивало его. Знание того, что находится позади, от чего он уже не сможет уйти в этот вечер, оказавшись в моей власти. Даже если бы Тим добрался до станции подземки, даже если бы сумел добраться до богадельни и оказаться у кровати умирающей бабушки – разве он попросту не привел бы зло к ней?
Он не знал, что делать.
– Время не ждет.
Зажигалкой он ничего не добился, пламя лишь обожгло ему палец, и он, щелкнув, закрыл ее. Ему не нужно было защищаться от чего-то другого, когда я у него на хвосте. Когда я рядом, ничто не посмеет приблизиться к нему.
Тим стал воображать, как могло бы выглядеть существо, это создание, имени которого бабушка даже не называла, не говоря уж о том, чтобы его описывать. Клыки? Рога? Нет, слишком банально. Слишком антропоморфно, если такое слово тут уместно. Должно быть нечто такое, чего никто не мог бы вообразить, что-то такое, что выходит на охоту раз в году, чтобы… что? Поесть? Этим оно должно заняться? Съесть человека, как волк в волшебной сказке?
Или что-то другое? Неужели оно сделает что-нибудь другое, невообразимое, если он просто…
Нет. И не надо думать об этом, потому что этого просто не случится. Тим был неглуп и мог продолжать идти вот так в случае необходимости сколько угодно.
Однако ему отчаянно хотелось узнать. Не только что это позади, но также убедиться в том, что все, чему его учили, все его предосторожности на Хэллоуин – чего-то да стоило. Оправдывало затраченные усилия. Одиночество, стремление не подпускать к себе людей (и что это была за жизнь, если задуматься?).
Шаги за спиной становились все громче, и Тим скрипнул зубами. Теперь он уже не знал, слышит он их или они раздаются у него в голове. Новое проклятие, новая шутка нечистой силы.
– Пожалуйста, нет, – сказал он себе. Это было невыносимо. Он не мог…
И вдруг, как бы помимо его воли, это стало происходить.
Он смотрел через плечо. Он повернулся, как делал это всегда. Как будто ему на роду написано. Повернулся так же, как и все остальные.
Увидев, что находилось позади, Тим заскулил, и его скулеж вскоре превратился в смех. Гораздо более явный, чем сдерживаемый смех медсестры, с которой он говорил по телефону. Стоя лицом к своему преследователю, Тим хихикал.
Потому что перед ним стоял человек. Всего лишь человек.
Поскольку было холодно, этот человек натянул на голову капюшон, но Тим ясно видел под ним мужское лицо. Тим снова засмеялся, полностью повернулся к преследователю и с облегчением вздохнул.
– О, слава богу! – сказал он. Все его опасения оказались всего лишь…
