– Я ж тебе сказал, – говорит Чарли, – ее какие-то индейцы сделали. Ты слышал когда про «партию Доннера»?
[32] Народ из нее застрял в горах и вынужден был друг друга есть, чтоб не замерзнуть до смерти.
– Ага, чел, – отвечает Макси, – слышал я про ненормальную «партию Доннера». Кто ж, дрючь-её, не слышал про ненормальную «партию Доннера»? – И садится за столик, и достает из полупустой пачки в нагрудном кармане сигаретину без фильтра.
– О'кей, так вот, чудак, у кого я приобрел этот небольшой предмет искусства. – И Чарли кивает на пакет. – Чудак этот – профессор из Солт-Лейк-Сити, того мормонского Университета Бригама Янга препод, и он уверяет, что эта штуковина принадлежала одному из выживших из «партии Доннера», кого не съели, зато сам он человечиной питался. Профессор рассказал мне, что малый тот…
– Как его звали?
– Кого? Чувака-мормона?
– Нет, чел. Того из «партии Доннера».
– Дрючь-ее, мне-то откуда знать? – говорит Чарли Шесть Банок и делает еще затяжку. – Кому какая разница, как того малого звали, чел? Ты слушать хочешь или нет?
Макси Ханикотт постукивает себе сигаретиной по тыльной стороне левой ладони, потом закуривает ее. Его передергивает, и он пялится на эту телку у барной стойки, потому как ему кажется, будто она здорово похожа на Грейс Слик, пусть сам и не выносит эту дрюченую музыку хиппи.
– Я б не спрашивал, если б не слушал, – говорит он.
И тут Чарли Шесть Банок реально громко щелкает пальцами, так что Макси подскакивает.
– Звали его Брин. Патрик Брин.
– Кого звали Патрик Брин? Профессора?
– Нет, чел. Людоеда. Как тот малый из Бригама Янга рассказывал, Брин сказал, что нашел эту штуку. – И Чарли опять кивает на бумажный пакет. – В горах, и эта вот штуковина предупредила Брина: если станут они есть мертвечину, если превозмогут тошноту и понос, то, может, и не все помрут с голоду и не замерзнут до смерти в ста милях от цивилизации и безо всякой надежды на спасателей до самой весны. Не то индейский фетиш, не то языческий идол, не то другая какая хрень, не знаю точно, и отчаявшиеся люди, ну, сам сообрази, они все просто искали хоть какого оправдания, чтоб не дать мясу пропасть. А тут – блеск! прекрасно! – спишем все на голоса из этой штуковины. Рацуха, чел, – и Чарли Шесть Банок постучал себя пальцем по лбу.
– А как она профессору в руки попала?
– Без понятия, чел. Он не говорил, я не спрашивал.
– И зачем же она Турку? – опять спросил Макси.
– Слушай, нужна она не Турку. А тому сукиному коту из Австралии, так? Так ты собираешься подержать ее для меня или как? Сделаешь – отвалю тебе семь процентов.
– Не хочется мне вляпаться с этим сглазом апачей в кучу навоза, – признается ему Макси Ханикотт и глубоко затягивается своей сигаретиной, потом зырит на часы, типа, мол, ему надо бы в другом каком месте быть, хотя ясней ясного, что нигде его не ждут. – Не нравится мне, как эта штука выглядит.
– А-а, так и быть, сжалюсь, – вздыхает Чарли Шесть Банок. Слюнявит большой палец с указательным, гасит косячок и сует его в жестянку из-под нюхательного табака. – Всегда знал, что ты псих, чел, психованный, дрючь-твою, Джек Параноик, полоумней собаки, какую машина переехала, только никогда не держал тебя за суеверного. Никогда б не указал на тебя как на шизика, кто из-за сказки про привидение отвернется от шальных денег, предоставив мне, дрючь-её, вот так на ветру болтаться.
– Чарли, ничегошеньки личного!
– Как бы не так! – огрызается Чарли, вовсе не пытаясь скрыть своего недовольства. – Только не рассчитывай, что до Турка не дойдет, как был у тебя шанс руку протянуть, а ты ничего не сделал, хорошо?
– Справедливо говоришь, – говорит Макси Ханикотт, хотя вовсе не считает слова Чарли справедливыми, велика вероятность, что он может оказаться в заднице, попав Турку под горячую руку, если не пожелает поиграться в няньки с зеленой уродиной Чарли Шесть Банок.
– Сколько у тебя времени есть? – выясняет Чарли. – Мне нужно несколько звонков сделать, чел, попробовать найти кого, кто не такой зассыха.
– По моим часам сейчас семь пятнадцать, – сообщает ему Макси, – но они отстают немного из-за всего этого избыточного электромагнетизма НАСА или еще из-за чего.
– Шел бы ты со своими дрючеными часами! – фыркает Чарли Шесть Банок, берет свой замасленный коричневатый пакет и оставляет Макси Ханикотта одного за столиком. И Макси изо всех сил старается испытать облегчение. Сидит, курит одну сигаретину за другой и пялится на телку, внешность которой и вполовину не напоминает Грейс Слик, как ему по первости показалось. Он выпьет несколько банок пива, послоняется возле оркестра, потом отправится назад в Силвер-Лейк, в клетушку о две комнатушки, которую он называл своим домом. А где-то перед рассветом этому сукиному коту предстояло проснуться от самого дурного сна, какой он только видел с самого детства. Проснуться пришлось, потому как оказалось, что он обоссал простыни. Он врубит радио на полную громкость и сядет у окна на кухоньке, станет курить и пить прямо из теплой бутылки розовую ирландскую бурду, следя за тем, как восходит солнце. Будет сидеть так, изо всех сил стараясь не думать ни о дрюченой уродине Чарли Шесть Банок, ни о снежных бурях, ни о суровом январском ветре, завывающем по перевалам высоко в горах.
2
Январь 2007 года. Атланта
Как я слышал, мисс Эсми Саймс была урожденной Эстер Саймон, младшей дочерью протестантского священника, говорившего на нескольких языках, приручавшего гремучих змей и пившего стрихнин из прихотливых мейсоновских банок. Витают две-три разные истории про то, почему она, выросши, покинула занюханный застойный городок во Флориде, но все они крутятся вокруг ее папаши, имевшего привычку распускать руки. Может, она и убила его. Может, убила его ее мамочка. Может, он всего лишь приход потерял из-за скандала, а сам забился в болотистую глушь Эверглейдса и пил там до скончания своей жалкой нескладной жизни. Так или иначе, Эстер стала Эсми и какое-то время провела с бродячей труппой, читая псалмы и карты Таро, рассказывая деревенщине, что тем хотелось услышать про свое будущее вместо того, чтобы поведать о том, что видела на самом деле. О, я не утверждаю, будто верю, что была она самой настоящей ясновидящей, экстрасенсом или чем-то в таком духе. Только эта самая леди совершенно определенно зарабатывала на жизнь, убеждая людей, что она такая, и, говоря чистую Божью правду, если я возьмусь утверждать, что нет ничего в этой ерунде с шестым чувством, то тогда придется мне так и не выпутаться из тайны, как она сумела привести двух оперов из отдела по расследованию убийств к тому пустому складу между Спринг-стрит и Вест-Пичтри.
