Все это перепугало ее. Однако больше всего ее напугало другое: если облакообразное нечто, по всему судя, не замечало ее, Гейр, присутствия, то это – замечало. Когда женщина вздрогнула, поразившись, что видит это нечто, оно тоже вздрогнуло, поразившись тому, что видит ее.
Предоставив очкам лежать на коленях, Гейр разглядывала их, понемногу убеждая себя, что она вовсе ничего не видела. Устала, целый день моталась туда-сюда, вот глаза и преподносят ей фокусы.
Через некоторое время она уверилась в этом. И снова надела очки.
И вот оно опять! На этот раз четче, словно бы мозг уже приучился видеть через новые очки. Не излучающее света тело, очень тощее, очень высокое, с дыроподобными глазами, которые теперь придвинулись к ней и вправду очень близко. Это нечто находилось прямо перед ней, оно склонилось, разглядывая ее. Не успела Гейр предпринять что-нибудь, как оно согнулось и слегка стукнуло ей по очкам.
Гейр прошила дрожь, она смахнула очки, отбросив их на диван. Она почувствовала это. Даже не то чтобы почувствовала, а как будто некая непонятная энергия пробежала сквозь нее. Она уставилась на очки, раздумывая, что ей теперь делать с ними.
И тут вдруг очки пропали. Секунду назад были тут, а теперь исчезли. Не сводя глаз с места, где они лежали, Гейр, вытянув руку, ощупала его, но там ничего не было.
Однако минуту спустя очки опять вернулись. Потянувшись, она коснулась их, и – снова дрожь прошила. Очки были влажные, липкие, слегка теплые, словно бы у кого во рту побывали.
Трясущимися руками Гейр взяла их – по стеклышку в каждую руку. И была уже готова сломать оправу, когда услышала голос мужа:
– Ты что делаешь?
Она застыла. Стала объяснять:
– Очки эти, с ними что-то не так.
– Это еще не повод их корежить, – сказал муж. – Можешь просто отнести обратно и заменить. А что с ними не так? – Пошел к ней, протягивая руку: – Дай-ка их сюда.
Нехотя она отдала ему очки. Увидела, как он, прищурившись, глянул на них, нахмурился, сказал:
– А они тяжелые. Отчего это они мокрые?
– Я… – начала Гейр, но муж развел дужки и поднял очки к лицу. – Не надо… – только и успела она сказать, а очки уже сидели у мужа на носу, глаза его смотрели в линзы, брови по-прежнему были нахмурены.
– Что же с ними не так? – спросил муж. – Насколько могу судить…
И на этих словах его из воздуха будто корова языком слизала, он просто пропал, не издав ни звука.
Гейр ждала. Не знала, что еще могла бы делать, как не попросту ждать. Кому ей было рассказать об этом? Никто бы не поверил. Раньше очки опять вернулись, может, и муж тоже вернется, влажный и теплый, но по-прежнему живой.
Однако он не вернулся. Свет померк, а она все сидела в удлиняющейся темени, просто ждала. Когда ей стало что-то чудиться в тенях, она встала и включила свет, от которого стало меньше теней, в каких ей могло что-то почудиться.
Раздалось легкое звяканье. Опять появились очки – на полу на этот раз. Обе их дужки были перекручены и погнуты, а на одном из стекол запеклась капелька крови.
Но больше никто никогда не видел ее мужа. То есть никто, кроме Гейр, ведь и она опростоволосилась, почти неосознанно поднеся очки к глазам: посмотреть, что сталось с мужем. Ее тоже больше никому никогда не увидеть.
Когда швы расходятся
А. К. Уайз
Произведения А. К. Уайз появляются, среди прочего, в журналах Clarkesworld, Apex, Shimmer, а также в ежегодных сборниках лучших произведений в жанрах ужаса и темной фантастики. Ее дебютный сборник рассказов The Ultra Fabulous Glitter Squadron Saves the World Again («Сверхлегендарное блистательное воинство вновь спасает мир») вышел в свет в 2015 году. Помимо занятий художественной литературой она является соредактором Unlikely Story («Невероятная история») и постоянным автором ежемесячника Women to Read: Where to Start на сайте SF Signal. Посетите онлайн ее сайт www.acwise.net.
Забравшись на вершину холма, Ник сбросил газ, когда внизу под ним простерлось ущелье. Помятая ржавая бадья, на какой он колесил после развода, покачалась на мгновение на верхушке, потом сила земного притяжения захватила ее и потянула вниз, к пупу земли, каким была Лощина Короля. Дом родной.
Неожиданно, пока машина накатом шла вниз, небо, мелко дрожа, стряхнуло с себя окраску и сделалось уныло-белесым. Глаз с раскрытым веком самым ужасным образом взирал на него. Ник едва педаль тормоза в пол не вжал, отчего машину потащило бы на деревья. Переднее правое колесо вылезло за край дороги, и он резко крутанул руль влево, едва объехав какую-то груду тряпья, в какой на секунду распознал (поклясться в том мог!) лежащее на обочине дороги тело.
Что происходит, когда швы расходятся?
Слова эти вломились в пустоту, где должен бы быть желудок. Ладони покрылись потом, но Ник как-то сумел лишь тронуть педаль тормоза, а не с силой вдавить ее. Желудок, болтаясь, вернулся на место. Ник глянул в зеркало заднего вида. На обочине дороги ничего не было. Никакого тела, никакой груды тряпья – ничего.
Дорога выровнялась, вынесла его в собственно городок. Провода телефонной связи подштопали небо, только в их перекрещении оно было серым – бледное, линялого оттенка надвигавшейся грозы.
Пульс у Ника утих, зато грызла память, взбаламученная волной страха. Открылась позабытая рана, словно бы так никогда и не заживала.
Мальчиком он видел, как небо становилось таким же уныло-белым. Видел из неверного положения, лежа на спине: силясь подняться, силясь вздохнуть, – под грузом всей той открытости, что давила на него, едва сдерживаемая голыми качающимися ветками. Запах листвы, густой, на грани гнили, забивал рот и нос. И земля урчала – по-старушечьи, голодно и вяло.
Ник подался вперед, вглядываясь через ветровое стекло. Небо оставалось серым, скапливались тучи, затягивая тот глаз, что (по его ощущению) следил за ним. Он остановился перед забегаловкой, крепко обхватив ладонями баранку, чтобы унять дрожь в пальцах, прежде чем выключить двигатель и открыть дверцу. Первые тяжелые капли ударили в землю, и Ник поспешил в здание.
Вэл поджидала за одним из столиков у длинного окна забегаловки, выходящего на улицу. Она поднялась обнять его, не сумев скрыть своей (старшая сестра как-никак) обеспокоенности. Когда она сняла зеркальные очки (уверяла, что они – непременный атрибут помощника шерифа маленького городка), Ник увидел, что беспокойство скопилось в уголках ее глаз. Однако когда они сели, она придвинула к нему через стол ключи от их родительского дома, не спрашивая, надолго ли он намерен оставаться в нем, пока «на ноги не встанет», или бормоча это жуткое: «Ну как, держишься?» Ник был бесконечно признателен.
Ник откинулся на обшарпанную искусственную кожу, поглядывая вокруг. Непомерно большие часы, памятные ему еще с юности, нависали над музыкальным автоматом, который никто, сколько он помнил, никогда не заводил. Даже выписанные мелом на черной доске блюда дня были теми же самыми. Ник вполовину готов был увидеть самого себя подростком, а рядом Вэл, когда они, колотя каблуками по полировке высоких табуретов с красными сиденьями, попивали густой шоколадно-молочный коктейль.
