Два года на самое последнее проявление его. Почти столетие – еще на одно.
А за пределами этого мы уже на миллионы лет счет ведем.
Соседи были добры, как добры оказываются соседи, когда судьба лупит по кому-то из ближних, и какое-то время жива была надежда. Мы цеплялись за нее, потому как все умом понимали, чем должны заканчиваться такие неприятности в нашей-то округе. Малыша-ползунка вытащили из заброшенного колодца. Щенка спасли из ливневой канавы. Насмотритесь такого по теленовостям – и выучитесь ожидать такого всегда.
«Его вытащат, еще день не кончится, вот увидите, вот посмотрите», – говорил мне Дейл, наш ближайший сосед. Мне в нем всегда виделся школьный и вузовский атлет, угробленный вечным сидением: толстый по талии, с румяным лицом, – человек, созданный, чтобы исходить по́том. Щеки его по случаю субботы покрывала рыжеватая щетина, такая же покрывала и половину его черепа. «Воздушная подушка должна сработать, она убережет его при падении. – Дейл не сводил глаз с суеты, поднявшейся вокруг провала, и кивнул, словно бы как он желал, так и делалось. – У них там лебедка есть. Высадят заднее окно и вытащат его оттуда. Вот подожди, сам увидишь».
Мне самому хотелось то же самое сказать Дрю, но, сколько я ни пробовал дозвониться на его мобильник, тот всякий раз на голосовую почту переключался, будто был вне зоны доступа. Что могло бы быть следствием самой земли, изолирующей и чинящей помехи, только ведь не думалось, что провал окажется чем-то похуже среднего подполья или глубокого гаража.
Я надеялся, что Дрю уже будет стоять на нашей лужайке к тому времени, как Джинни вернется домой из Скрэнтона, после утренних занятий в школе. Не вышло. Я как увидел ее, жилистую, коротко стриженную, несущуюся через все газоны от места, где оставила машину на улице, так и понял: интуиция подсказала, она уже знала. Я подхватил ее, мы упали на весеннюю траву, и я удерживал ее, пока не убедился, что она не собирается бросаться в яму следом за Дрю.
Тогда план «Б»: Дрю поднимут из провала ко времени, когда сюда прибудет его сестрица. Кэйти училась на втором курсе Карнеги Меллона и находилась на другом конце штата, в Питтсбурге, домой доберется к вечеру.
«Это ведь Дрю, не так ли?» – так ответила она на телефонный звонок. Они всю дорогу так меж собой общались, Кэйти покруче, чем ее братец, но оба были хороши. Есть у двойняшек такая черта – подтрунивать. Вам не понять.
За утро нашу несчастную улицу заполонили люди в форме и заграждения, мигалки и машины с эмблемами самых разных ведомств на дверцах. Нас же занимала одна только аварийка, достаточно крупная, чтобы управиться с небольшим грузовичком, трос на барабане, который аварийка скармливала провалу, и человек в комбинезоне, который управлял гигантским крюком внизу, словно стоящий на качалке ребенок.
Стоя в сотне шагов, мы следили за их работой: еще один мужчина орудовал аварийкой и женщина с прижатой к уху рацией, которая свободной рукой зажимала другое ухо. Сколько троса было на барабане, я не знал, но в конце концов размотали его до конца. Больше некуда было крутиться, только назад, и через некоторое время, за которое я почувствовал, будто утратил последние опоры, позволявшие мне держаться, барабан закрутился в обратную сторону.
Нам незачем было ждать, что кто-то придет со свежими вестями. Обо всем, что было нужно нам с Джинни, нам поведал язык телодвижений рабочих.
Они даже машину еще не нашли.
Возможно, в Пенсильвании, стране угледобычи, десятки мест, где такое могло бы случиться, только случилось это – тут. Наш район (что явилось горькой неожиданностью для всех и каждого) был в свое время выстроен поверх шахты № 24 городка Текамсе. То, что обвалилось под Дрю, было провалом в главный шахтный ствол.
Узнали мы про то у себя в гостиной от геолога, работавшей в Бюро штата по жалобам в отношении заброшенных шахт. Звали ее Де Салво, и дело было уже утром в субботу. Седеющие волосы, небрежно собранные на затылке, придавали ей вид, будто она, проснувшись вчера утром, еще не ложилась спать. Кэйти была уже дома, и никто из нас не выглядел лучше. Мы сидели на диване: Уайтсайды, семья теперь уже из троих, – Де Салво сидела напротив, будто была расстрельным взводом, а мы – ее целями.
Шахта была закрыта в 1927 году, когда место это было более удаленным от жилья, чем сейчас, спустя десятилетия, за которые деревушка Карбон Глен разрослась до города и прихватила его.
Даже тогда многочисленные правила предписывали добывающим компаниям как следует закрывать места работ. Но зачем же правила, как не затем, чтоб их обходить? «Текамсе майнинг» закрыла шахту № 24 по-быстрому и по дешевке. Они либо придали ей вид, годный на то, чтобы инспекцию пройти, либо подкупили того, кто подтвердил, что шахта ее прошла.
Они снесли копер, выстроенный над стволом, а заодно и здание подъемника клети со вспомогательными бараками. Все, что для этого требовалось, – динамит. Потом они ссыпали весь деревянный хлам и каменный мусор в воронку, пока это все не застряло в штольне, как рыбья кость в горле. Добавили несколько брезентов уже отработанной пустой и скальной породы. Насыпали, разровняли – дело отлично сделано. Вместо настоящей заделки что-то вроде пробки в горлышке бутылки.
– А всерьез расшатало это все после стольких лет, – сказала Де Салво, – наводнение, что произошло у вас здесь пару лет назад.
Большинство людей считают, что наводнения случаются только на реках, озерах, на океанах. Но тем из нас, кто живут среди гор, о них тоже кое-что известно. То, что порой связано с вершинами и долинами, так это целая система воронок, которая способна принять воду от проливных дождей на площади обширного региона и слить ее в узкую местность. В редких случаях, при капризах погоды в короткое время может выпасть вполне достаточно дождей, чтобы переполнить обычные каналы.
Две осени назад дождь, начавшийся одним сентябрьским утром, не прекращался четыре дня. Вместо того чтобы промчаться к Атлантическому побережью, гроза задержалась и неспешно кружила на одном месте. Вела она себя, по словам метеорологов, как тропический шторм.
Нашей округе повезло: она на высоте расположена. Наихудшее из увиденного нами – это полные воды газоны, прибитые кусты с деревьями в палисадах да несколько плохо изолированных подвалов, превратившихся в грязные пруды с водой по колено.
Мы и не знали, что вместо того, чтобы отполоскать нас хорошенько, миллионы галлонов воды с ревом неслись по системе тоннелей далеко под землю. Земля в нашем регионе часто напоминает соты, где ячейками служат штольни шахт, известных и позабытых, и вполне возможно, что некоторые из них в конечном счете соединяются, хотя вроде бы такого никогда не предполагалось.
«Текамсе № 24» – одна из таких.
Хотя всего несколько дней понадобилось, чтобы разрушить державшееся в неприкосновенности с 1927 года, пробку вымыло не сразу. Скорее, она медленно, в течение девятнадцати месяцев, поддавалась, пока всего-то и осталось, что корочка дорожного покрытия, не способная дольше выдержать вес автомобиля. После этого стало делом случая: кто окажется неудачником?
