– Зайди-ка сюда, Джинни, – пригласила меня как-то в понедельник Леонора, когда я вышла загрузить к себе в машину дьявольское дерьмо, каким меня снабжали в ту неделю. – Надо поговорить с тобой про то, чем ты сейчас занимаешься… опять Дэнси-стрит, так? – Я кивнула. – Ну-да, о'кей, больше минуты не займет. И закрой дверь, будь добра!
В кабинете Леоноры сидела высокая женщина, которую она представила как главного распорядителя «проекта Дэнси-стрит», чье имя было мне известно: оно красовалось на всех моих предыдущих чеках оплаты, – зато ее лично я не видела никогда. Одета она была в костюм и чуток чересчур перебрала с духами, и костюм и духи были, видать, из дорогих.
– Приятно познакомиться с вами, мисс Кохран, – произнесла она, широко улыбаясь. – Леонора уверяет, что вы большая умница.
– Мне нравится так считать, – согласилась я, уже насторожившись. Говорят, женщины чувствительнее мужчин, потому мы и сходимся скорее, и ладим лучше. Только большинство из нас научились рядиться в чувствительность, чтоб было чем мужикам их «я» ублажать, а не чтоб друг с другом поделиться. В некоторых самых поганых местах, где я работала, вкалывали сплошь женщины, особенно если попадались такие, у кого амбиций заполучить кредит хватало, зато слишком уж не хватало стыда хоть палец о палец для того ударить, а все ж доставало им двуличия и ума (и тем, и другим Душка-Дорогушка меня уже поразила) спихнуть вину за все последующее раздолбайство на уровень к земле поближе, на пушечное мясо вроде меня.
Она кивнула.
– Вы сколько времени уже на этом месте?
– На доме Тридцать Три? Так, начала я в прошлую пятницу…
– …Однако Джинни в последние недели мы посылали в несколько мест в том районе, – вмешалась в разговор Леонора. – Так что она более чем знакома с текущим состоянием дел в проекте.
Я неопределенно двинула головой, а Душка-Дорогушка меж тем знай себе лыбилась.
– Ммм, – протянула она. – Так что же, по вашему мнению, у них там стряслось?
– Первичное заражение, – ответила я. – Я бы предположила – тараканы, судя по ущербу.
Я ждала, что она спросит, не видела ли я их сама, но – не спросила, что еще тогда поразило меня как какое-то чудачество. Так уж случилось, я всякое повидала, кроме: кала, будто черным перцем крапленного, с плесневелым резким запахом, плюс спорангии, продолговатые капсулы, вроде гусеничных коконов, в каждом из которых помещалось по пятьдесят яичек. Я находила их по всему Тридцать Третьему, только что отложенные и готовые вскрыться, прилепленные под стойками, усыпавшие крестовины труб или пыльные углы на потолках, какие никто и не думал проверять, а уж тем более люди, слишком хилые, чтобы на такой высоте шеями вертеть.
– По всему судя, они из стен вылезли, – продолжала я. – Ядом я уже там травила раньше, но трупиков до сих пор не видно. По-хорошему мне б надо пробить дырок да осмотреть изнутри, ну, разобраться, что они там, в стенах, творят. Я заявку подавала.
– Да, это мы поняли.
– Хм, о'кей, здорово. Так… мне можно?
Улыбка ее не изменилась – ничуть.
– Фактически мы предпочли бы, чтоб вы этого не делали.
Район Дэнси-стрит («Проект») был чудной маленький тупичок, зажатый между медленно умирающим полупромышленным районом и наползающей территорией обветшания, какой суждена реновация благоустройства. Ближайший его сосед некогда был заводом пищевых концентратов «Братья Винник», обителью уже отошедших в иной мир консервированных рагу «только разогреть», этой «собачьей еды для людей», как говорил один парень, с кем я когда-то встречалась. Только пропали «Братья» в никуда после резкого обвала, ничего после себя не оставившего, кроме крошащихся зданий, кой-какого оборудования, чересчур тяжелого, чтоб его перевозить, и чересчур устаревшего, чтобы продать, да еще въевшегося в землю запаха мертвечины, дававшего о себе знать всякий раз, когда жара жарила чересчур: воняло при этом так, что гиену стошнило бы.
Тридцать Третий был жилым зданием, построенным аж в 1920-х, коробка, сложенная из серо-коричневого кирпича, служившая жильем для работавших на заводе, а затем, после некоторой дрянной переделки, проданная как нечто среднее между доходным домом и прибежищем для туристов, путешествующих на своих двоих. Ныне это отжившая свое трехэтажка, населенная, может, полутора десятком необычайно старых людей, со всеми из них я уже успела повстречаться в коридорах. Видела я их и развешивающими стираное белье между нижними балконами на сплошь залитом бетоном внутреннем дворике, когда выбиралась из подвала, слегка похрустывая подошвами по потрескавшимся и осыпавшимся проходам – они улыбались (или так казалось), и я старалась улыбаться в ответ.
Большинство из них я не сумела бы описать, даже если б мне сверхурочные заплатили, не могла б отличить (предположительно) мужчин от (предположительно) женщин: так, кучка согбенных фигурок на периферии моей видимости, все с одинаково посеревшим пухом на месте волос, посеревшими зубами, посеревшими лицами.
Единственным исключением была дама, которую я звала Бабулей-Говорулей, пусть только и мысленно. Она оказалась рядом со мной на второй день моей работы в том доме, долго заглядывала, вытянув шею, мне через плечо, потом спросила:
– А вы уверены, милочка, что этим следует пользоваться внутри помещения?
«Этим» – это последним выданным мне Леонорой адским зельем, ядовито-розовой пастой, которую я в тот момент по ложечке доставала из ведерка и размазывала по обе стороны пороговых досок двери в подвал.
– Делаю всего лишь то, что указано на этикетке, мэм, – соврала я, не поднимая глаз.
– Мисс, – мягко поправила она. – Вы из жилконторы?
– Хм… а как же.
– Тогда смогли бы передать обращение от меня, если я попрошу?
А вот это уже, с точки зрения вежливой трепотни, выходило за рамки того, что было мне по нутру.
– Вообще-то нет, – ответила я, с трудом выпрямляясь в полный рост, чтоб иметь (так казалось) вид чуток поофициальнее. – Я тут всего лишь для борьбы с вредными насекомыми. Обо всем остальном вам с комендантом надо говорить.
– О, в самом деле? – Я кивнула. – Дело в том, видите ли, что никто из нас уже довольно давно данного конкретного джентльмена в глаза не видел, месяца три, а может, и все шесть.
– Ничем в этом не могу помочь, мэм… мисс.
– Какая жалость. – И, помолчав, прибавила: – Я и не знала, что у нас есть насекомые.
– Серьезно? – Дама выгнула хорошо ухоженную бровь. – Ну, мой босс не послал бы меня сюда, если б у вас их не было.
– Полагаю, нет, не послал бы. – Указывая на пасту: – Это поможет?
– Будем надеяться.
– А если нет?
Я вздохнула:
– Перейдем на что-нибудь другое.
Наполовину, чтоб тему сменить, я повернулась к ней лицом и увидела, что она будто с картинки идеальной правоверной старой девы, иудейской или еще какой, сошла: никакой косметики, длинные волосы заплетены в косы, блузка с воротничком и темная юбка ниже колен, некогда приличные черные туфли покрылись пылью и потрескались от старости.
