– Вы хотите сказать – когда он ее убил.
Лайон серьезно кивает.
– Кронос пытался контролировать Ананке, но она была неуправляемой. Ее магия и разум принадлежали только ей одной. Однажды он ударил ее. Разъяренная Ананке выцарапала ему один глаз, оставив второй невредимым. Чтобы наказать мужа, она открыла ему его будущее, которого он не хотел видеть. В ужасе от неизбежного он зарезал ее, не осознавая, что ее смерть никак не повлияет на его собственную кончину. – Профессор глубоко и неуверенно вздыхает. – Некоторые говорят, что Кронос забрал око Ананке как напоминание о своей любви к ней. Другие говорят, что он сделал это в качестве компенсации.
– А каково ваше мнение?
– Я думаю, что любовь ничем нам не обязана, – тихо отвечает он, потирая морщинку у себя на руке.
Интересно, сожалеет ли он о своем решении отказаться от бессмертия и магии? И ради чего? Профессор и Гея никогда не будут жить «долго и счастливо».
Лайон откашливается и поворачивается к старой доске на стене. Я тоже поворачиваюсь, наблюдая за ним поверх спинки кресла. Он рисует верхушку посоха с оком и указывающей на него стрелочкой.
– История линейна, – говорит он, постукивая мелом по стрелке, – и представляет собой ряд неизменных событий. Прошлое озаряет кристалл единичным лучом света, но сам кристалл – это наше настоящее, – объясняет он, изображая в центре многоугольник. – Он представляет собой призму с множеством граней. Выбор, который мы делаем в настоящем, обуславливается нашим прошлым и влияет на преломление света, то есть на наше будущее. – Профессор рисует несколько стрел, выходящих с другой стороны ока. – Кристалл проецирует все возможные результаты, основанные на каждом решении, которое мы могли бы принять сейчас, наделяя Кроноса способностью не только ретроспективного взгляда, но и предвидения. До тех пор, пока ему известно ваше местоположение – час, минута и секунда, в которых вы существуете между градусами долготы и широты, – он может видеть ваши ключевые воспоминания, а также все возможные варианты будущего, которое вас ждет. Но к настоящему он слеп.
– Почему? – озадаченно спрашиваю я. – Разве настоящее увидеть не проще всего?
Лайон откладывает мел и стряхивает пыль с ладоней.
– Потому что неотвратимость неразрывно связана с нашим выбором, и только сам человек знает устремления собственного сердца, когда совершает тот или иной поступок.
– Иными словами, Кронос утверждает, что, каким бы ни был мой выбор, он неизменно приведет меня к тому же дерьмовому исходу?
Лайон смеется, и в уголках его глаз появляются морщинки.
– Это одна из возможных интерпретаций, полагаю. Жан де Лафонтен однажды сказал: «Человек часто встречает свою судьбу на пути, которого старается избегать». Возможно, так и есть. Но запомните вот что, мистер Соммерс. – Профессор останавливается передо мной, и его лицо становится серьезным. – Те, что видели проблеск вашего прошлого, могут попытаться предсказать ваш будущий выбор, но, не зная устремлений вашего сердца, они всегда будут выбирать для вас будущее, отвечающее их собственным целям.
– Значит, Кронос может ошибаться?
Лайон опускается в свое кресло.
– На самом деле око Кроноса не яснее наших собственных воспоминаний. Его предсказания надежны лишь в той мере, в какой простирается наша готовность заглянуть достаточно глубоко в собственные сердца. А наш выбор ограничен только несовершенством зрения.
– Значит, есть и другой возможный исход?
– В той мере, в какой вы сами пожелаете, – уверяет профессор.
Я вспоминаю историю про льва и девушку. У них все закончилось отвратительно. Не могу не задаваться вопросом, почему у истории Лайона и Геи не случилось счастливого финала. И есть ли хоть какой-то шанс, что у нас с Флёр все будет по-другому.
– Следуйте зову своего сердца, Джек. Куда бы он вас ни повел, в неправильной стороне точно не окажетесь. – Лайон берет свою кружку и портфель. – Прошу меня извинить, кажется, я опаздываю на встречу.
– Профессор, подождите. Ваша книга. – Я протягиваю ему потрепанный экземпляр басен Эзопа, но он не берет.
– Если вы закончили читать, его можно вернуть. – Он с трудом поднимает со своего письменного стола тяжелый том в кожаном переплете и всовывает мне в руки, направляясь к двери. – Не могли бы вы вернуть в библиотеку и эту книгу тоже? Одна Весна будет очень разочарована, если ее не окажется на полке, когда она проснется.
Подмигнув, он уходит.
Книга стихов тяжким грузом лежит у меня на коленях. Сгорая от любопытства, я открываю ее. В приклеенном сзади бумажном кармашке лежит циркуляр с именем Флёр, из которого я узнаю, что она берет эту книгу снова и снова – каждый сентябрь. Она уже много лет читает одни и те же стихи.
Листая, я замечаю сплющенную хрупкую веточку лилий между страницами со стихотворением Джона Донна «С добром утром».
Но вот желаю доброго утра я нашим пробужденным
душам,
Которые очнулись ото сна не из-за страхов или
подозрений.
Я благодарен той любви, которой стали чужды муки
искушений,
Которая в толпе оставить может нас вдвоем,
которая не чувствует лишений.
Пусть мореплаватель стремиться к новым берегам,
Пускай на карте станет меньше белых пятен
морякам,
Но мира одного, в котором мы вдвоем, волне хватает
нам.
В глазах друг друга свои мы отраженья видим,
По нашим лицам сокровенное читается легко.
Сложились половинки сферы воедино,
Как будто шаром было быть им суждено.
Есть те, которым вместе жить подобно смерти,
Любовью не назвать то чувство, что горит дотла.
Наша любовь же тлеет медленно, спокойно, и будет
греть с тобою нас всегда.
Дрожащими руками я откладываю книгу. Эти поэтические строки слишком похожи на знамение. Как будто мы мечтали об одном и том же.
«Мы оба знаем, чем это закончится». Это были мои последние слова, обращенные к Флёр. А теперь… теперь я готов на все, чтобы вернуть их обратно.
Нащупав ручку на столе Лайона, я поворачиваю книгу боком и пишу на полях послание:
«Мы знаем, чем эта история должна закончиться. Но что, если в таком финале нет необходимости?»
11
По лей-линиям
Флёр
