Мари и Хулио демонстративно смотрят в разные стороны, отказываясь отвечать. Эмбер лениво моргает поверх корешка книги.
– Нам еще три недели торчать на этой яхте, и я ожидаю, что все будут вести себя цивилизованно.
– Три недели?
Я оглядываюсь на коридор, приведший меня сюда, считая по памяти спальные места. Кажется, их не больше четырех: две двухместные кровати, две каюты, две крошечные ванные комнаты.
– Видите ли, – говорит Хулио с дразнящей ноткой в голосе, – Флёр здесь не было, когда мы голосовали за то, кто с кем будет спать. Но теперь, когда она проснулась, то, скорее всего, предпочтет меня. Из меня выйдет отличная грелка. – Подмигнув мне, он переводит взгляд на Эмбер.
Если он пытается заставить ее ревновать, то своей цели добился. Температура в комнате резко понижается. Я с грохотом ставлю на стол кружку, выплескивая бульон. То, что я согласилась следовать этому плану, еще не значит, что я готова с кем-то спать.
– Спальные соглашения не меняются! – говорит Джек, прежде чем я успеваю вставить хоть слово. Его кожа начинает покрываться коркой льда. – Флёр спит вместе с Поппи. Я делю койку с Чиллом, Эмбер – с Мари, а Хулио – с Вуди. Тот, кого не устраивает такой порядок, может плыть домой.
Он обводит присутствующих своими серыми, как грозовое небо, глазами. Только на меня не глядит. Потом встает и шагает к каюте, где мы проснулась вместе с ним раньше.
Поппи наклоняется ко мне и шепчет:
– Прости, что оставила тебя с ним наедине. Это моя вина. Он приходил в нашу комнату каждый день, чтобы подзарядить тебя, но это сильно истощало его, и я не видела никакого смысла в том, чтобы будить его. – Она бессвязно бормочет, и чем дольше я не отвечаю, тем лихорадочнее становится ее речь. – Все было под контролем, честно. Всего по нескольку часов в день. Он просил меня сидеть в комнате рядом с ним. Обычно я просто читала или что-то в этом роде. На самом деле он не такой ужасный, как я думала…
– Извини, – говорю я, отталкиваясь от скамьи и следуя за Джеком в каюту.
Коридор темный и узкий, катер качается, и мы сталкиваемся друг с другом на пороге, когда я вхожу, а он уходит. Он держит под мышкой пуловер, но теперь, когда я всматриваюсь в обстановку каюты внимательнее, повсюду вижу следы присутствия Поппи. Ее вещмешок, одежда, начатая вышивка крестиком на подушке. Мой рюкзак рядом с кроватью.
– Мне очень жаль, – говорю я, глядя ему в лицо. Из-за тесноты мы совсем рядом, так что едва не соприкасаемся носами. – Я просто чувствую… – Понятия не имею, что чувствую. Бессилие и ужас от того, что мы сделали? Просто плывущей по течению? – Дело в том… Я все совсем не так себе представляла. И наше поведение тоже.
Трудно стоять так близко к Джеку. Он очень высокий. Выше, чем я предполагала, потому что он всегда сидел на корточках или умирал, лежа у моих ног. А еще он сильный. Его плечи заполоняют собой всю ширину узкого коридора, а в руках, которые прежде держали меня в объятиях, заключена недюжинная мощь. Как мне объяснить, отчего я кажусь себе маленькой? Что эта версия меня – та, какую он никогда до сих пор не видел, – чувствует себя гораздо менее смелой, чем прежняя, которую он просил сбежать с ним? В последний раз, когда я его видела, он смотрел на меня через забор, как на богиню, явившуюся спасти его. А теперь ему приходится со мной нянчиться, потому что я чересчур слаба, чтобы позаботиться о себе самостоятельно. Это его утомляет, но он слишком добр, чтобы сказать об этом. А мне сейчас хочется лишь одного – исторгнуть содержимое своего желудка прямо ему на ботинки.
– Тебе не нужно ничего объяснять. Если ты предпочитаешь спать с Хулио, я пойму.
Джек морщит лоб, как будто эти слова причиняют ему боль.
– Нет. – Он поднимает на меня глаза, но я не могу прочесть то, что в них отражается, и не могу точно сказать, какое послание они хотят мне передать. – Все в порядке. Я останусь с Поппи.
Джек напряженно кивает. Осторожно, чтобы не коснуться меня, он выходит в узкий коридор и шагает прочь, унося с собой свой пуловер.
22
Никому не раскисать
Джек
– Чёёёрт!
Крик Мари прорывается сквозь стену ванной в каюту как раз перед обедом. Это самое большее, что она сказала за всю неделю, и мы отрываемся от своих кроссвордов, книг и карт, смущенные такой вспышкой. Поппи медленно поднимается на ноги, подходит к шкафчику для хранения всякой всячины, выуживает оттуда аптечку и достает из нее упаковку тампонов и прокладок.
Эмбер с Флёр обмениваются встревоженными взглядами, в то время как Поппи спускается по лестнице и тихонько стучит в дверь ванной. Потом возвращается на свое место за столом, понуро опустив плечи. С тех пор как мы покинули бурные воды у Канарских островов, она почти ничего не ест из-за постоянной тошноты и жалуется на боль в горле.
– Спасибо, что позаботился об этом, Вуди, – говорит она с печальной улыбкой.
– Я рад, что ты напомнила об этом, – тихо отвечает он. – Я бы об этом и не подумал.
Похоже, никто другой тоже. Даже Флёр и Эмбер. Времена года не стареют. Ни нас, ни наших кураторов не касаются физиологические процессы, характерные для обычных людей. Во всяком случае, так было до тех пор, пока при нас была наша магия…
Чилл обхватывает руками свой спасательный жилет. Складки вокруг его глаз становятся глубже, когда он изо всех сил пытается рассмотреть вытянутую из шва нить. Раздраженно вздохнув, он снимает очки и хмуро глядит на пустую оправу.
Вуди отвечает на мой невысказанный вопрос легким кивком. Поппи шмыгает носом. Зрение Чилла. Менструальный цикл Мари. Их магия угасает, а тела вспоминают, что значит быть смертными, и возвращаются к обычной жизни, как будто время для них никогда и не останавливалось.
Я смотрю, как Чилл кутается в свой спасательный жилет, и испытываю острый укол вины за каждый раз, когда сомневался в своем выборе провести остаток жизни привязанным к нему. Внезапно вечность уже не кажется мне таким уж долгим сроком.
В каюте становится необычайно тихо. Никаких пререканий. Никаких гитарных напевов с койки внизу. Единственный звук производит Слинки, скребущий лапами сухой рис, которым мы были вынуждены пожертвовать, превратив его в импровизированный наполнитель для лотка. Да еще дождь стучит в иллюминаторы над нашими головами. Вуди хмуро сжимает штурвал, беспокоясь из-за низкого давления, заставляющего катер второй день отклоняться от выбранного курса.
Я подхожу к нему сзади, сверяя наш курс с расстеленной у него на коленях морской картой.
– Я могу помочь наверстать немного потерянного времени, – говорю я тихим голосом, чтобы не переполошить остальных. – Создам небольшой попутный ветер. Ничего особенного.
Мы находимся в неделе пути от среднеатлантического побережья, и мне так же, как и всем остальным, не терпится вновь оказаться на суше.
Вуди отрицательно качает головой.
