Что все это означает для такой страны, как Сингапур, которая старается не просто имитировать израильскую военную структуру, а привнести также и некоторую израильскую изобретательность в свою экономику? Как говорилось выше, Сингапур сильно отличается от Израиля как в отношении порядка, так и в отношении подчинения. Вежливость сингапурцев, тщательно подстриженные лужайки и однопартийное правление лишили их экономику «текучести».
Эта «текучесть», в соответствии с новой школой экономистов, изучающих ключевые ингредиенты предпринимательства, вырабатывается, когда люди могут пересекать границы, переворачивать социальные нормы и вращаться в условиях рыночной экономики, что в совокупности приводит к появлению радикальных идей. Или, как говорит об этом психолог Гарварда Говард Гарднер, «различные типы асинхронности, такие как недостаток совпадений, необычные паттерны или иррегулярности», оказывают влияние на стимуляцию творчества в экономике»
[100].
Таким образом, наиболее опасное препятствие на пути к «текучести» – это порядок. Немного хаоса является не только здоровым, но и чрезвычайно важным фактором. Ведущие мыслители в этой области – экономисты Уильям Бомол, Роберт Литан и Карл Шрамм говорят, что концепция идеальной среды лучше всего описана в «науке о сложностях» и называется она «грань хаоса». Они определяют эту грань как «устье реки», где строгий порядок и случайный хаос встречаются и создают более высокие уровни адаптации, комплексности и креативности»
[101].
Это как раз и есть та среда, в которой израильские предприниматели стремятся работать. Они выигрывают от стабильных институтов и главенства закона, которые существуют в продвинутой демократии. Однако они также выигрывают и от израильской неиерархической культуры, где каждый в бизнесе входит в перекрывающиеся социальные сети, создаваемые в небольших сообществах, выигрывают от общей службы в армии, географической близости и неформальности.
Нет никакой случайности в том, что военные структуры, в особенности элитные подразделения ВВС, пехоты, разведки и в сфере информационных технологий, послужили в качестве инкубаторов для тысяч новых высокотехнологичных компаний Израиля. Другие страны могут генерировать их в небольших количествах, но израильская экономика выигрывает от феномена мышления рога гадоль и критической переоценки действий, опираясь на доктрину экспериментирования, а не стандартизации, в достаточной степени, чтобы оказывать влияние на национальную и даже на мировую экономику.
Часть III. Начала
Глава 6. Промышленная политика, которая сработала
Было непросто убедить людей, что выращивать рыбу в пустыне имеет смысл.
Профессор Самуэль Аппельбаум
Рассказ о том, как Израиль пришел к своему нынешнему состоянию – к росту экономики в 50 раз за бо лет, – это не просто рассказ о характерных идиосинкразиях израильтян, о предприимчивости, проверенной на поле боя, или о случайных геополитических обстоятельствах. Этот рассказ должен также включать и влияние государственной политики, которой требовалось быть столь же адаптивной, что и вооруженные силы Израиля и его граждане, и которая должна была испытать столько же поворотов судьбы.
История израильской экономики – это один из двух больших скачков, разделенных периодом стагнации и гиперинфляции. Макроэкономическая политика государства сыграла важную роль сначала в ускорении роста страны, затем в его решительном развороте и, наконец, в его новом ускорении в таких темпах, каких даже правительство никак не ожидало.
Первый большой скачок произошел в 1948–1970 годах, когда валовой внутренний продукт на душу населения вырос почти вчетверо, а население страны утроилось, даже при том, что Израиль в это время участвовал в трех крупных войнах
[102]. Второй скачок произошел в 1990 году и продолжается поныне, и на протяжении этого скачка страна трансформировалась из «сонной заводи» в ведущий центр глобальных инноваций. При этом были использованы совершенно другие, почти что противоположные средства: если в первый период рост был достигнут благодаря предприимчивому правительству, которое доминировало над маленьким и примитивным частным сектором; то во второй период рост был достигнут за счет бурного расцвета предпринимательского частного сектора, катализатором которого первоначально были действия правительства.
Истоки первого периода экономического роста можно проследить задолго до образования Израиля – вплоть до XIX столетия. Например, в 1880-х годах группа еврейских поселенцев пыталась построить сельскохозяйственное сообщество в основанном ими городке под названием Петах Тиква, в нескольких милях от нынешнего Тель-Авива. Сначала поселенцы жили в палатках, затем они наняли местных арабских сельских жителей и те построили им глинобитные хижины. Но когда шел дождь, эти постройки протекали даже больше, нежели палатки, а если здешняя река выходила из берегов, они попросту таяли. Некоторые из поселенцев болели малярией и дизентерией. Уже через несколько зим сбережения фермеров были израсходованы, пути к их поселению – размыты, а их семьи – измучены недоеданием.
Тем не менее в 1883 году дела пошли на лад. Франкоеврейский банкир и филантроп Эдмон де Ротшильд предоставил отчаянно необходимую финансовую поддержку. Сельскохозяйственный эксперт посоветовал поселенцам там, где разливы реки создавали болота, насадить эвкалипты. Корни этих деревьев быстро осушили болота. Случаев малярии стало намного меньше, и все больше семей приезжали на жительство в это растущее сообщество
[103].
С начала 1920-х годов в течение десяти лет производительность труда в ишуве – сообществе евреев в Палестине до создания еврейского государства – выросла на 80 %, обеспечив четырехкратный росънационального продукта, в то время как еврейское население удвоилось по численности. Поразительно, что в 1931–1935 годах, в период глобальной депрессии, среднегодовой экономический рост у евреев и арабов в Палестине составлял соответственно 28 % и 14 %
[104].
