Экономика Израиля и многие другие экономики в арабском мире – это живые лаборатории для проверки экономической теории кластеров и, если рассматривать данный вопрос шире, того, что требуется от нации для генерирования или, наоборот, сдерживания инноваций. Контраст между двумя моделями показывает, что упрощенный взгляд на кластеры, при котором предполагается, что группа организаций может быть механически собрана в единое целое и превратится в Силиконовую долину, – это неправильный подход. Более того, можно сказать, что расчет на страну – это «мотив» (согласно Тухман), который обеспечивает важный «клей», поощряющий предпринимателей развивать бизнес и брать на себя риски.
Глава 14. Угроза экономическому чуду
Мы используем все меньше и меньше цилиндров, чтобы эта машина двигалась вперед.
Дан Бен-Давид
Израильская экономика все еще находится в детском возрасте.
Взявшие резкий старт компании, которые сегодня кажутся столь зрелыми, были рождены примерно в то же время, как и сама экономика, связанная с Интернетом, – то есть примерно десять лет назад. Начало израильского экономического бума совпало не только с глобальным ростом информационных технологий, но также и с американским «пузырем» высокотехнологичных компаний, с быстрым скачком в развитии израильского венчурного капитала посредством программы «Йозма», мощной волной иммиграции из бывшего Советского Союза и с мирными усилиями дипломатического процесса в Осло в 1993 году, которые принесли то, что казалось перспективой мира и стабильности. А что, если израильское «экономическое чудо» было построено просто на редком совпадении событий и может исчезнуть при менее благоприятных обстоятельствах? Даже если считать, что новая экономика Израиля – это всего лишь результат случая, каковы реальные угрозы долгосрочному экономическому успеху Израиля?
Нет необходимости размышлять над тем, что произойдет, если положительные факторы, которые запустили израильский технологический бум в конце 1990-х годов, исчезнут. Большинство из них уже исчезли.
В 2000 году лопнул «пузырь» ДОТКОМОВ. В 2001 году мирный процесс в Осло был свернут, в то время как волна атак террористов-смертников в израильских городах временно сократила туристическую индустрию и внесла свой вклад в экономический спад. А мощный поток иммигрантов из бывшего Советского Союза, который увеличил еврейское население страны на одну пятую, исчерпал себя в конце 1990-х годов.
Эти негативные события случились почти столь же быстро и одновременно, как и позитивные события за несколько лет до этого. Тем не менее новое положение вещей не положило конец буму, который к этому моменту продолжался пять лет. С 1996 по 2000 год израильский технологический экспорт более чем удвоился – с 5,5 млрд долларов до 13 млрд долларов. Когда «пузырь» доткомов лопнул, экспорт слегка понизился до 11 млрд долларов в 2002 и в 2003 годах, но затем снова скакнул до почти 18,1 млрд долларов в 2008 году. Другими словами, израильский технологический «двигатель» только чуть замедлился под влиянием множественных ударов, которым он подвергся между 2000 и 2004 годом, и сумел не просто вернуться к прежним показателям, но и в 2008 году превысил уровень бума 2000 года почти на 40 %.
Аналогичная картина и в сфере фондов венчурного капитала. Когда в 2000 году «пузырь» венчурного капитала лопнул, инвестиции в Израиль значительно упали. Однако доля израильского рынка глобального венчурного капитала повысилась с 15 до 30 % за следующие три года, хотя израильская экономика испытывала сильный стресс.
Однако избежать падения в условиях глобального экономического кризиса, который в отличие от 2000 года не ограничивается акциями международных технологических компаний и фондами венчурного капитала, а оказывает глобальное негативное влияние на банковскую систему, может быть сложно. Сказав это, нужно отметить, что нарушение международных финансов инфицировало банковскую сферу почти каждой страны за двумя важными исключениями: ни в Канаде, ни в Израиле не было зафиксировано ни одного банкротства. С момента гиперинфляции и банковского кризиса в Израиле начала 1980-х, которые достигли максимума в 1985 году (именно тогда были осуществлены трехсторонние интервенции израильского правительства, правительства США и МВФ) были введены жесткие финансовые ограничения. Израильские финансовые институты придерживаются консервативной политики предоставления кредитов, которые обычно имеют плечо пять к одному. Банки США, с другой стороны, в предкризисный период предоставляли кредиты с плечом 26 к 1, а некоторые европейские банки делали это с пугающим плечом равным 61 к 1. В Израиле не было системы субстандартных кредитов на недвижимость, а рынок вторичной ипотеки вообще никогда не возникал. В основном недостаток финансирования для малого бизнеса до кризиса подтолкнул даже еще больше людей переходить в технологический сектор, где налоги и регулирование были более дружелюбными, а венчурный капитал доступен.
Как указывал израильский финансовый аналитик Эйтан Авриэль: «Израильские банки были «телегами, в которые была запряжена лошадь», а банки США были «гоночными автомобилями». Однако эти «гоночные автомобили» разбились, в то время как «телега» ехала более медленно и продолжала свой путь»
[211].
Это хорошая новость для Израиля. Хотя экономика Израиля не имела практик неадекватного кредитования и не использовала комплексные кредитные продукты, она находилась в зависимости от венчурного финансирования, которое вскоре могло оказаться в дефиците. Фирмы венчурного капитала финансируются в основном институциональными инвесторами (такими как пенсионные фонды), благотворительностью и государственными фондами. Эти инвесторы откладывали специальные средства на «альтернативное инвестирование (венчурный капитал, акции частных компаний, хеджевые фонды) обычно в объеме 3–5 % от их общего портфеля. Но поскольку долларовое выражение этих публичных активов (акции) уменьшилось – во многом благодаря сокращению рынков на глобальном уровне, – это привело к сокращению в абсолютном долларовом выражении средств, доступных для альтернативного инвестирования. Общий денежный «пирог» сократился в размере, снижая доступные фонды для инвестирования в качестве венчурного капитала.
Сокращение денежных средств венчурного капитала могло означать «меньшее финансирование на инновации» для израильской экономики. Тысячи работников в сфере израильского рынка технологий уже потеряли свои рабочие места, и многие технологические компании перешли на четырехдневную рабочую неделю, чтобы избежать дальнейших увольнений
[212].
В отсутствие нового финансирования многие стартовавшие израильские компании вынуждены были закрыться.
В дополнение к чрезмерной зависимости от глобального венчурного капитала израильские компании также очень зависимы от экспортных рынков. Более половины израильского внутреннего валового продукта дает экспорт в Европу, Северную Америку и Азию. Когда эти экономики снижают темпы или попадают в коллапс, израильские компании теряют клиентов. Из-за арабского бойкота Израиль не имеет доступа к большинству региональных рынков. А внутренний рынок слишком мал для того, чтобы служить заменой.
