Сергей, чутко уловив, что меня сейчас лучше не трогать, молчал всю дорогу. Время от времени вопросительно на меня посматривал, но…
Что же меня выбило из состояния позитива? Я ведь так старательно его в себе лелею? Не может же быть, чтобы самое роскошное платье в моей жизни… Так не подходящее мне. Не по фигуре — тут то проблем не было. Может, в нем была уже не я? А кто-то, изменившийся за эти несколько дней, кому стало тесно в том хрустальном мирке, куда по сути не было входа никому, кроме дочери и кошки?
А теперь что? Как бы не закончилась история о том, как училка певцов спасала, в тех рамках комфорта, что я себе задала, мне будет не так. И я не знала, как к этому относиться. Честно сказать, я была в такой же растерянности, как в тот момент, когда пришел муж (тогда еще самый любимый человек на свете, единственный и обожаемый) и сообщил мне, что полюбил другую. Как-то подобные переживания не доставляли мне удовольствия. А ведь еще и Маша. Ее планы на жизнь. Тренер по скайтборду, преподаватель по вокалу — и все это легко, не напрягаясь обеспечили солисты Крещендо. И главное, с искренним удовольствием.
Страшно. Страшно поверить, что все это — на самом деле. И я могу остаться и вписаться в эту жизнь, брызжущую энергией и манящей легкостью.
Скомканно распрощавшись с Сергеем, я зашла в дом. И сразу попала в объятия совершенно счастливой дочери:
— Мамочка! Спасибо-спасибо-спасибо! Прости-прости-прости! Я… я… Мамочка, ты же не злишься?
И я не смогла, глядя в эти сияющие глазенки, сказать злобно: «Злюсь!»
Память об утреннем испуге, сомнение, раздражение — все испарилось. Даже план жестко отчитать Я видела сияние глаз, счастливую мордочку и ликование.
И… что мне делать? Вот что?!
Хорошо, что есть великий принцип великой Скарлетт. «Я подумаю об этому завтра». И дополнение от меня лично. «Если засну, конечно».
Даже во сне я чувствовала ликование — у меня получилось. Я спала. И такое счастье, ни с чем не сравнимое!
— ААААААААААААА!!!!!! — ворвался в мой замечательный, спокойный, желанный сон высокий, мужской, громкий и хорошо поставленный голос. Очень испуганный голос.
Меня просто снесло с кровати. Я вылетела в коридор, пытаясь понять: кто я? Где я? Что происходит.
И…
16-2
Я скатилась по лестнице, добежала до, прости Господи, туалета на первом этаже и обнаружила там Артура, прислонившегося к стене и сладострастно вопящего на одной ноте.
Но — чтоб его — очень громко.
— Что? Что случилось? — я схватила певца за плечо и потрясла.
Лоб белый. Испарина. И глаза такие, что кажется — вот-вот в обморок упадет. Перегарище на весь дом! Пальцем тычет в сторону приоткрытой двери и вопит.
К нам тем временем присоединились и Машка, закутанная в одеяло, и Инна Львовна, перепуганная и сжимающая в руках топор.
Вот это правильный подход. Отнять что ли и выключить этот непрекращающийся звук. Как он дыхание-то берет?! Сказано, хорошая школа вокала!
Видимо, почувствовав мой посыл, певец замолчал.
— Там… Там… — Артур смог заговорить и прошептал, тыча пальцем в сторону туалета.
Я резко распахнула дверь.
На горшке, с совершенно несчастным, просто оскорбленным видом сидела потрясенная подобной беспардонностью Клеопатра. Взъерошенная, хотя на ней и шерсти, как положено сфинксу и не было, уши — самолеты в разные стороны, морда вся в трагическую складку. Глаза горят укором.
— Бедняжечка, солнышко, — подхватила на руки кошку Машка и прижала ее к себе. — Этот гадкий человек тебя перепугал.
— Артур, что вы вытворяете? — строго спросила певца Инна Львовка.
— Что? Это я?! Я вытворяю?!
— Вы перепугали трепетное, тактичнейшее создание своими воплями.
— Я… Я перепугал, — певец утер пот со лба. — Да я чуть с ума не сошел, когда открыл дверь — и… Трепетное?
Он кивнул на нашу кошку, которая посмотрела на него надменно. Она уже пришла в себя и была выше человеческого несовершенства.
— Понимаете, — я потихоньку стала соображать, в чем дело. — Клео — существо очень рафинированное и деликатное. Она, чтобы никого не беспокоить, пользуется удобствами исключительно ночью. И всяко не ожидает, чтобы кто-то нетрезвый и громкий тревожил ее покой.
— Ее покой? — снова заорал тенор. Не, ну, консерваторскую постановку голоса зачем показывать в два часа ночи? — Я пришел. Чтобы не оставаться одному ночью. Потому что…
— Дома тишина, — ядовито продолжила я. — Что-то это мне напоминает.
— А? — спросил певец.
— Получается, вы и не остались, — я кивнула на нашу дружную женскую компанию, что составляла глухой ночью компанию… похоже, уже трезвому певцу.
— Вы издеваетесь?
— Нет. Просто очень хочу спать.
— Откуда тут это?
— Это Клеопатра, моя кошка.
— Почему она такая… страшная.
Солиста реально подколбашивало. Вон и ручки трясутся как.
— Клео не страшная. Она — совершенство! — завопила Машка. Вот еще один вокалист с хорошими данными. Нет, до Артура ей пока, слава богу далеко, но…
— Давайте все перестанем кричать, — распорядилась я. — Маша, бери Клео и идите к себе. Клеопатра, я приношу извинения. Артур испугался…
— Я вообще решил, что это белая горячка ко мне пришла. Что все.
— Артурушка, — всплеснула руками Инна Львовна, — разве можно тебе пить. Да еще и столько? Что скажет мама…
— Это наша кошка, — повторила Машка. — А вы ее испугали.
— Маша — идите. Артур, у вас же есть, во что здесь переодеться? Идите, принимайте душ, приводите себя в порядок. Я вас в гостиной жду.
— Вам сварить кофе? — спросила у меня Инна Львовна.
Я махнула рукой. Спать — это не про меня. Это про мою неразделенную, практически трагическую любовь. Так хоть вкусного кофе напьюсь:
— Давайте.
Я уже переоделась, пила себе кофе, как появился Артур.
— Я приношу извинения за… подобное.
Кивнула ему на столик, где заботливой Инной Львовной были расставлены пару бутылочек минеральной воды, стакан и таблетка чего-то шипучего.
— Присоединяйтесь, барон.
— Парни меня засмеют.
— А вы им собираетесь рассказывать? — удивилась я.
— Но вы… И Маша. И Инна Львовна…
— А еще Клео, которая может пантомимой изобразить все, что происходило, — рассмеялась я.
— Вы не злитесь? — он подошел осторожно и кинул таблетку в стакан.
— Злюсь, конечно, — удивленно посмотрела я на него. — Вы лишили меня самого драгоценного — сна.
