Зажмурилась крепко-крепко. И… сбежала в душ. Может, под водой удастся. Понять бы еще, что именно надо, чтобы удалось. Все-таки я проспала все на свете, все поняли, где ночевал Томбасов, и придется объясняться с Машей.
Охохонюшки!
Ладно, надо вылезать. Закутываться в банный халат. И. Я опасливо выглянула из- за двери. Томбасов сопел по-прежнему сладко.
Я тихо подошла и села рядом. Он тут же уронил меня рядом с собой. Я оказалась спиной прижата к нему.
— Подманил. Попалась.
Олег коснулся губами моей шеи. Я закрыла глаза и прошептала:
— Хитрец. — Получилось хрипло. И еще неприличнее, чем его руки, пробравшиеся под халат и поглаживающие мою спину.
— Думал уже, что ты удерешь.
— Нет.
Как-то вчера, перед тем как выключиться, я чувствовала себя увереннее, чем сейчас, при свете дня. И вдруг кто-то зайдет.
— В доме мы одни, — сообщил Томбасов. — Есть еще, правда, твое чудовище, но в двери замок. Я его закрыл.
— А…
— Если ты спросишь, где все — я буду лютовать, — честно предупредил меня Томбасов. — А если мне придется еще и рассказывать — всех уволю!
В ответ я извернулась, оказалась с ним лицом к лицу и прижалась к его губам.
— Олеся, — прошептал он.
Все-таки Олег был прав. Все, что происходило между нами — это было не бред и не сумасшествие. Это было чудо. Мы совпали друг с другом так, будто нас создали для этого. Чтобы в какой-то невероятный день произошло все. Вскрики, жар переплетенных тел, дикое ликование. И… все-таки страх. Потому что на самом деле, так не бывает… И поверить в то, что это не сон, пусть даже самый прекрасный в моей жизни — было практически невозможно.
Олег же… словно считывал все мои сомнения, мои тревоги — и уводил меня прочь от них. Уговаривая, околдовывая, заставляя верить в реальность происходящего.
— Моя, — шептал он. — Нашел.
Когда мы с ним очнулись — он таким торжествующим победителем, а я — счастливой мурлыкающей кошкой, то внимательно посмотрели друг на друга.
Хо-ро-шо. Вол-шеб-но. Но…
Где там мои обычные башмачки вместо хрустальных? Реальность же никто не отменял.
— Бросай ты эту работу, — прижал меня к себе Томбасов. — Ну ее.
Тут я рассмеялась во весь голос:
— Ну, знаешь, для человека, который меня нанял…
— Несусветная глупость с моей стороны.
— Почему? — нахмурилась я.
— Потому что можно было просто посмотреть видео и заманить тебя. На свидание. Порешать все в Питере. И не делить тебя ни с кем. Не рваться придушить каждого из четверки по отдельности и всех оптом.
— Не трожь квартет! — укусила я его. — Они хорошие.
— Слишком. И заметь — мы их обсуждаем в постели.
— И заметь, — я изо всех сил говорила серьезно, но голос у меня подрагивал от рвущегося смеха. — Начал их обсуждать ты. Не я. К чему бы это?
— Это не потому, что они в моих мыслях неотвязно, — рыкнул Томбасов. — А потому что я как дурак ревную.
— Вот и зря. Сколько кстати времени?
— Зря, говоришь?
— Абсолютно.
— Они на тебя запали.
— Вот не заметила.
— У тебя вообще с наблюдательностью плохо. А я, между прочим, поехал домой после встречи в бассейне и напился в хлам.
— Доктор, дайте мне лекарства. Мне надо от нервов, боли в сердце, спазмов в голове и для улучшения самочувствия. Доктор, а что — кроме водки ничего нет?
— Ха-ха-ха. Смешно.
Быстро коснулась губ этого невероятного мужчины. И сбежала. Интересно, я на репетицию крещендовцев с оркестром еще успею? И надо посмотреть, что у нас с просмотрами ночного концерта. Где мой телефон? И да. Где все.
Мы спустились вниз, поняли, что голодные как волки.
Олег варил кофе, я делала бутерброды. Клео показалась, посмотрела. На меня насмешливо. На Томбасова — многообещающе.
— Понял, понял, я буду вести себя прилично, — поднял руки вверх бизнесмен.
Я только покачала головой. О приличиях тогда у него весьма забавное представление.
— Сегодня уедем ночевать в мою квартиру. Там точно никого не будет. А то у нас тут какой-то пионерский лагерь, — Олег подошел ко мне — и обнял.
Я вспомнила об объяснениях… И тяжело вздохнула.
— Хочешь, я с ней поговорю. Думаю, я смогу решить, — догадался он.
— Я сама.
Особенно, если учесть, как он вел переговоры с группой несколько дней назад. А такое ощущение, несколько лет…
20-2
— Мама! — на кухню вбежала дочь. — Завтра ты у меня на тренировке! Я буду тебе демонстрировать, что у меня получается.
— Хорошо, — я обняла ее. — Посмотрю.
— Классно же получается. У меня три раза в неделю — вокал. Три — доска. И Лев обещал меня погонять. Ему не нравится, что я плохо на фортепьяно играю.
«Классно, — мелькнула мысль. — Как-то слишком».
— Где все? — спросила я у дочери, раз уж Клео не разговаривала на человечьем, упрямилась не иначе, а Томбасов не желал мне рассказывать.
— Инна Львовна уехала по магазинам. Вчера все съели. Крещендовцы разъехались на интервью — каждый на свое. Их аж четыре штуки с утра. На репетицию поедут сразу со съемок. А мы поедем?
Я решительно кивнула. Интересно же!
На репетицию мы успели. Потому как к тому моменты, как позавтракали — было только лишь час дня.
Вадим вез нас в Москву, мы с Машкой молчали, роясь в каждая в своем телефоне. Просмотры, лайки, комментарии. Йес! Это была просто бомба! Получилось.
Осталось со своей личной жизнью так же лихо разобраться. Я внимательно посмотрела на притихшую Машу.
— Мама, — подняла на меня глаза дочь. — Вот не понимаю.
— Я и сама не понимаю, — вздохнула. Потом опомнилась и показала глазами на шофера.
Дочь кивнула. И мне тут же пришло сообщение:
«Что вообще происходит?»
Ох, как тяжко разговаривать на эти темы с собственным ребенком. Это не за невыполненную домашку ее шпынять.
«Не знаю, — честно написала ей. — Но я очень счастлива».
«А я?»
Посмотрела на нее с удивлением. Нахмурилась.
«Ты мое солнышко, моя радость, моя дочь. Какие в этом могут быть сомнения?»
«А вдруг…»
Я молча обняла ее.
— Мааам, ну не плачь. Я больше не буду.
— Что-то я раскисла в последнее время, — пожаловалась ей.
