Да твою ж!
Даже голова перестала болеть.
Женщина рассмеялась и поднялась:
- Если вы в душ, то не надо дверь закрывать. На всякий случай. А то у вас всю ночь давление скакало. Сначала рухнуло, потом поднялось. А потом спазм – вы вообще задыхаться начали. Так что…
Лева схватил чемодан и покатил его в сторону ванной. Уже прикрывая дверь, услышал ироничное:
- Пациент скорее жив.
И какое-то обидный и очень многообещающий смех.
Так. Что с ним вчера было?
Ирина. Ее слова. Жестокие. Как вонзающийся нож. В чем-то справедливые. В чем-то – нет. Но от них как-то сразу стало больно дышать.
А потом? Провал.
Вода рухнула на голову. Стало чуть легче. Но вопросы-вопросы-вопросы. И главный. Концерт. Он его отработал?
Очень болела спина, как будто он ударился ей несколько раз. И нос. Лева его попробовал. Чуть отек, но не сломан.
Кряхтя, как старик, вылез из душа, оделся. И вышел в люди. Узнавать правду.
Когда он вышел в гостиную, то воцарилась мертвая тишина. Три пары глаз уставились на него так недобро…
Лев пожалел, что медработник ушла. В конце концов, неизвестная ему женщина давала клятву Гиппократа и не должна была позволить вот этим вот… как их точнее назвать… растерзать его.
Баритон увидел, как Сергей вдыхает во весь объем своих легких воздух, как складываются губы у Артура, прочитал, какое слово тот сейчас произнесет… Но… никто ничего не успел.
Олеся произнесла – негромко и четко, не повышая голос, замысловатую, выразительную, очень емкую матерную тираду, посвященную Леве и его манере поведения.
Мужчины с изумлением уставились на учительницу русского языка, которая просто поражала их воображение обилием словоформ, сочетаемости и оборотов.
- Я концерт отработал? – с ужасом спросил у коллег Лева.
- Да плевали все на этот концерт! – рявкнула Олеся. – Ты понимаешь, что мы за тебя, дурака, переживали! Что мы подумали, когда тебя найти не могли по всему городу. В тебе подростковые загоны проснулись? Так набери смс. Я живой! Остальное все – неважно.
И она вышла, хлопнув дверью.
Лева жалобно посмотрел на остальных.
- А Ванька где?
- Домой улетел сразу после концерта. К семье.
- А… Нос у меня почему опух?
Тенор и бас переглянулись и заржали.
- Ты как только за кулисы зашел после концерта – рухнул как подкошенный.
- Никто и среагировать не успел.
Глава восьмая
Душа просит покоя, сердце просит любви, тело просит разврата.
Никому ничего не даю, все сидят злые.
(С) старая, бородатая шутка, но от этого не менее классная)))))
Воскресенье. По дому льются звуки. Саша и пианино. Саша и музыка. Мда. От осинки не родятся апельсинки, вот уж точно.
Нет, они занимаются еще шахматами, плавают в бассейне и по воскресеньям ходят либо в музеи, либо в театры – благо сейчас для детей этого всего очень много всего. И это счастье – смотреть, как горят глазенки ее мальчика-почемучки, которому все интересно, и так же точно, как и ей все в радость.
Но музыка… Музыка – это наше все.
- И… ручку более округлую, как будто шарик держишь.
Голос преподавательницы, которую бабушка нашла по своим знакомым.
Ирина же листала новостную ленту в Интернете. Как-то «Крещендо» сегодня были просто лидерами по злословью. В фокусе – вчерашнее выступление. Женщина поморщилась: такое ощущение, зрители смотрели один концерт, а те, кто писали статьи – совершенно другой.
«Крещендо» – как образец крайнего неуважения к зрителям».
«Отработали только одно отделение».
«Собрали деньги – петь не стали».
«Возмущение зрителей не знает границ»
«Даже не вышли на поклон».
И фотографии – на пустой сцене непонятно кто в затрапезных футболках собирает цветы, за которыми музыканты даже не вышли.
Удивительно. Она же была на концерте. И никакого возмущения зрителей не заметила. Странно конечно, что музыканты на поклоны не вышли. И, кстати, песню на «бис» не спели. Удивиться народ – удивился. Но не больше. Насколько она помнит, вот такого точно никогда не было. И неспетая песня ее огорчило гораздо больше, чем несобранный урожай цветов.
Но вот что вокалисты плохо отработали концерт – вот что неправда, то неправда! Правда, что одно отделение – так зато два с половиной часа. Нет, конечно, если бы было два отделения да по два с половиной – зрители бы тоже не возмущались. И вообще – вот лично она настолько была очарована, что даже не обратила внимания на всякие поклоны, цветы и прочие глупости.
А теперь, прочитав всякие возмущенно-иронично-язвительные реплики, озадачилась.
Что же там могло случиться?
Ее внимание привлекло какой-то демонический смех бабушки, которая что-то читала в папочке, что ей утром доставили с посыльным.
- Еще и пьет по-черному, - резюмировала милейшая Антонина Георгиевна. И фыркнула. Довольно что ли?
- Кто пьет? – рассеяно спросила Ирина, рассматривая свежую фотографию с концерта – «Крещендо» выстроились напротив стоек с микрофонами, и пытаясь понять, что ей не нравится.
Замученные они что ли?
Раздерганные?
Странно, но вчера она ничего не заметила.
- Лев! – с гордостью объявила бабушка.
- Какой? – даже не поняла Ирина в первый момент, задумавшись, о каком литературном персонаже идет речь. Ну, не Трусливом же Льве, в самом деле! И не о Толстом… Хотя тот еще тот гусар был. Но вот запнувшись о издевательский просто взгляд, поняла. И смутилась. Словно это ее уличили в чем-то непристойном.
- Как по-черному? И почему? А ты откуда знаешь?
- Знаю – оттуда. – Антонина Георгиевна Королькова торжественно подняла глаза. Ну, наверное, к небу. – Мало ли кем становятся благодарные дипломированные филологи. Знание языка всегда было преимуществом. Могут вполне и пойти на встречу старому преподавателю и собрать досье.
- Обалдеть!
- Да не то слово.
- И что там в этом досье? – Ирина жадно посмотрела на папку.
- «Характер устойчиво скверный. Не женат», - процитировала бабушка любимый мультик. – И, главное, Олеся.
Олеся. Что же тут скажешь. Светлый образ прекрасной дамы в алом платье, которая вчера сидела на первом ряду, аккурат перед Ириной, несказанно беспокоил. Хороша собой, умна, сумела добиться того, чтобы коллектив снова стал работать. Ее называли чуть ли не женой Льва. Правда, злословили, что у нее бурный роман со всеми певцами из квартета, но… Ирина была просто уверена, что… Лев же – лучший.
