- Я старался, - рассмеялся бас, склонился над маленькой ручкой госпожи профессора и поцеловал кончики пальцев.
Ирине показалось – или ее несгибаемая бабушка расчувствовалась? Или… смутилась? Да нет, быть такого не может.
- Так что там, в конечном итоге, произошло с роялем? - спросил Лева.
- Ты не поверишь, - покачал головой Артур. – То, что ты не любишь больше всего.
- Просто комические куплеты, - закатил глаза Иван. – Приключение двух роялей в Петербурге.
- И придурков в отделе доставки, которые перепутали заказы.
- А как вы это выяснили. В выходной день? – удивилась Ирина.
- Если подойти к этому процессу вдумчиво, творчески и начать с хозяина магазина. Оказался тоже нашим. Только с другого факультета.
- То есть тот рояль вы отдали? – тихо-тихо спросил Саша. И Лева вдруг понял, что мальчик расстроился.
- У этого звук не хуже, честное слово, - растерялся он. – Он просто удобнее. И… Пошли послушаем. Если не зайдет, другой подберем, уже вместе съездим.
И они унеслись, тут же зазвучал, запел рояль. Музыканты прислушались и заулыбались.
- Хороший выбор, - широко улыбнулся Сергей.
- Лева плохого не сделает, - кивнул Артур.
А Иван поднялся, посмотрел на темноту за окном:
- Мне бы домой.
- Да и мы поедем.
- Быстро собрались, быстро ушли, - как-то растерянно проговорила бабушка, когда за музыкантами закрылась дверь. Ира только улыбалась, слушая музыку. Играли в четыре руки. Смешариков.
Это хорошо, что смску от сотоварищей он получил, а точнее, прочитал, когда Ирина вытащила Сашу из-за рояля и отправила умываться. А то было бы неловко – вряд ли бы он объяснил выражение своего лица ребенку. И то, что ему одновременно хотелось ругаться и смеяться.
«Мавр сделал свое дело – мавр может уходить. Мы поехали домой. Смотри, гостиницу тебе поблизости заказали – самое роскошное, что нашли. Адрес высылаем, ключ-карта в кармане твоего пальто. Шампанское в номере, все дела. Дела в тумбочке слева около кровати, не перепутай. С запасом.
Лев строго посмотрел на глумящийся смайлик. Смайлик на его бритвенный взгляд никак не отреагировал. Продолжал себе издеваться. Ну, Артур, погоди. Вот принесется и тебе, дай срок!
Баритон вздохнул и прочитал второе сообщение, что прилетело вслед за первым:
«Концерт во вторник, ты еще помнишь, куда мы летим? Соберись, мы в тебя верим. Но не сегодня, наверно. Не сегодня. Релакс, бро».
- Вот ведь… - что тут оставалось – только головой покачать. Странные чувства бурлили в нем. Какие-то напрочь исключающие друг друга: хотелось схватить Ирину в охапку – и просто утащить. С собой. И потом… Да у него просто в голове мутилось, как только он представлял это «потом». С другой стороны. Это же просто подвиг какой-то просто подойти к ней, посмотреть в глаза – и спросить. А вот что спросить, кстати?
Пойдем со мной?
Ты не представляешь, как я об этом мечтаю.
Я снял гостиницу…
Нет, последнее точно не надо.
И почему с этой женщиной все, как на пороховой бочке, а… Черт! Черт! Черт!
Вышел в коридор, столкнулся взглядом с собаченцией, которая всем видом показывала, что она – крайне приличный зверек из профессорской семьи, но если ее не погладят и с ней не поиграют, вот прямо немедленно, то она погибнет от огорчения.
- Иди сюда, зверь, - растерянно проговорил Лева, у которого никогда собаки не было. Со сладострастным вздохом Джесси рванула к нему. Заплясала рядом. Он рассмеялся. Гладил собаку, прислушивался к звукам дома.
На кухне шипел чайник, Антонина Георгиевна что-то тихонько напевала – почему-то он не мог понять, что именно, но кожей чувствовал тональность и ритм. Что-то успокаивающее и делающее дом… счастливым. В ванной шумела вода и о чем-то смеялись Ира с Сашей. Вздыхала довольная собака, уже взгромоздившая на него лапы.
И он, потрепав собаку, одним прыжком оказался за инструментом. Чтобы не потерять мелодию. Только не потерять.
Вытащить телефон, поставить на запись.
И потерялся в звуках, что ему навеялись этим длинным снежным днем, в котором было все. Раздражение на Артура, Ивана и Сергея, что вытащили его в эту дурацкую поездку в Питер. И только понимание того, что они побросали все свои дела и в выходной – а он осознавал, как никто, что это для них значит – занимаются его проблемами, как своими… Только это заставило его вылезти из дома. И куда-то ехать. Стоять на пороге дома Ирины, слушать слегка истеричный конферанц Артура. И оказаться в счастливом недоумении, потому что все вдруг разрешилось. Ира… Их поцелуй на кухне…
И день. Полный таким чистым, таким искрящимся счастьем, что было жаль, что за окнами уже темно. И… Все закончилось. Мелодия оборвалась, затосковав и поникнув. Тут он понял, что на него смотрят. Ира с Сашей. И… смутился.
- Я…
- Волшебно, - улыбнулась Ира.
Он затоптался у рояля, понимая, что надо прощаться, что уже поздно, и… что ему нестерпимо, невозможно хочется остаться. Здесь, в этом тепле. Послушать сказку, которая Ира наверняка читает сыну перед сном, задремать под нее, проснуться от поцелуя…
- Мне, наверно, пора, - негромко проговорил он.
Саша издал огорченный возглас.
- Я тебя провожу, - еще тише ответила Ирина.
- А книжку мне почитает бабушка. – Решил Саша.
Лева вышел на лестничную площадку и стал ждать Иру, которая обещала: «Выйти его проводить». Как пионеры, право слово. С другой стороны, на это с утра, пребывая в Москве и в злобе, он и надеяться не мог. Достал телефон, обнаружил еще два сообщения.
Одно – голосовое, от Ивана:
«Ты не представляешь, по роялю даже не спохватились. Некий спонсор заказал его для детей, инструмент так и стоял в чехле на сцене, пока мы кипиш не подняли. Зато теперь всем тошно. Так им и надо. Рояль надо было себе оставлять, раз он им не нужен оказался».
- Ты же не любишь Стейнвеи, - проворчал Лева. – Тебе же звук резковатый.
Так, а что ему прислал Сергей?
«Ты удачливый сукин сын. Постарайся не про…»
Он успел выключить звук, среагировав на открывающуюся входную дверь.
- Джесс, дома.
Голос Ирины – и жалобный вздох собаки.
Она вышла к нему – веселая, оживленная.
- Пошли кофе пить, - предложила она и улыбнулась. Лева поймал ее в объятия. И поцеловал. Снова. Наконец-то.
Тихий счастливый вздох в ответ. Руки, что легли ему на плечи – и почему сейчас зима и через нее так сложно добраться до тела. Невыносимая легкость – кажется, еще немного, и они вдвоем превратятся в две снежинки, и понесутся надо уставшим, но неспящим городом, затанцуют под черным небом.
