«На двадцать первый день, как по часам, дикий токсикоз. Ты знаешь, меня даже не тошнит. У меня все кружится и кружится. Глаза закрыть невозможно же. Я вот все время путаю: «Все красное и зеленое и кружится, и кружится, и кружится» - это откуда? Из Фрая или Хроник Амбера? Кто там со сфинксом разговаривал. И надо было загадку загадать, чтобы сфинкс ответа не знал. Так вот то было лягушка в кухонном комбайне. Вот я себя ей и ощущаю… Почему же ты не берешь трубку. И именно сегодня? Та же самая ситуация. Странно. И… Да почему?!»
На записи хлопнула дверь, Лева вздрогнул.
«Ирина Ильинична, - раздался голос, который музыкант ненавидел. – Как вы? Что ж вы сразу не сказали, что настолько плохо?»
«Думала, отработаю номер. Я же обещала, Станислав Витальевич. И… ко мне из Москвы приедут, помочь…»
Он расслышал в ее голосе нежность. Все равно. Несмотря на то, что ей было плохо и она явно на него злилась… Нежность.
А он…
«Поехали потихоньку, я договорился с врачами. Примут. Нас в больнице ждут уже», - снова голос ее начальника.
Зажмурился. И просто изошелся от ненависти к себе. Кольцо он носился, покупал. А просто подойти, спросить – что случилось. Что? Не вариант?
Идиот. Боже, правый, что он наделал?
Что он там успел ляпнуть в порыве припадка? Что ему нет никакого дела до того, что с ней происходит.
Обхватил голову.
Больница? Как больница, почему больница? Какая больница?
Он вскочил, уронил телефон на пол, заметался по прихожей. Где Ира? Что с ней?
Хотел было набрать ее номер, но в последний момент посмотрел на часы. Почти пять. Ей только его звонка, тревожного, ночного не хватает.
Сумка, телефон – теперь-то он точно его не забудет. Вызвать такси. И позвонить начальнику службы безопасности Томбасова.
- Лева, ты озверел? Почти пять часов утра!
Голос у Олега был раздражающе-бодрым, словно и не ложился еще.
- Ира. Ира в больнице, - практически беззвучно проговорил музыкант. Голос куда-то исчез совсем.
- Погоди. Вы же расстались. Тут Томбасов Олесю утешал. Такая романтика, - и это с такими интонациями, словно безопасник о приступе колик рассказывал.
- Мы не расстались. Надеюсь. Я идиот.
- Идиот – это понятно, - внезапно развеселился Олег. – Так что там случилось?
Выслушав сбивчивый рассказ Левы, безопасник глубокомысленно проговорил:
- Мда. Все у вас, гениев, не так, как у людей. Карма, что ли?
- Не знаю, Олег. Не знаю.
- Ладно, ты. Успокойся. Сейчас узнаем, где Ирина твоя, что с ней. Ты сейчас?
- В такси, еду на вокзал.
Снова «Сапсан». Третий раз за эти сутки. Снова четыре часа, летящих под колесами. Смска на телефоне с адресом больницы. Номер палаты. И приписка – «Угрозы выкидыша нет».
Девять утра. Букет ромашек. Тревожная пустота внутри черепной коробки. Закрытый еще гардероб. И бахилы, которые нужны, но которых нигде не продают.
- Молодой человек, вы куда?
Дорогу ему перегородили турникет и охранник. Оба решительные и бескомпромиссные.
- Посещение только с трех часов дня. По разрешению врача.
Лева устало потер глаза.
- Слушай, друг, - проговорил он тихо. – Я в три уже в поезде должен быть. А у меня женщину к вам привезли сюда. Я ничего не знаю, не понимаю. И с ума схожу. Пожалуйста. Пропусти.
И полез в карман за портмоне. Парень посмотрел на него с сочувствием:
- Называй фамилию пациентки. Могу лечащего врача вызвать. Если разрешит – то пожалуйста. Тогда и отблагодаришь. А пока, - он поморщился. – Работы лишаться не хочется.
- Зови.
Долгие-долгие полчаса.
- Доброе утро, - к нему вышла солидная строгая хмурая дама в кипенно-белом халате. – Что за срочность.
- Доброе, - Лева стремительно поднялся – и его повело. – Мне надо…
- Вы ели когда? – требовательно спросила доктор. – Про спали мы молчим.
- Ел? – удивленно вытаращился на нее музыкант. – А. Ел. Конечно.
- Пойдемте-ка со мной, - приказала женщина. – Вами только моих пациенток пугать. Глаза красные, вид озверевший. Что там у вас стряслось?
Через полчаса, после кофе и плотного завтрака в кафе при больнице, Лева почувствовал себя человеком, а не подзаборным псом, выкинутым за ненадобностью.
- Все с Ириной нормально, прокапали, стало легче. Еще пять капельниц – и отпустим домой. Точно так же, как и в прошлый раз. Сколько там у нее старшему?
Лева склонил голову. Было ему невыносимо стыдно.
- То есть вы еще и поругались вчера, - догадалась доктор.
- Практически.
- Пойдемте. Только договоримся: вы не спорите с беременной, не повышаете голос. Если она говорит: «Уйди» - тут же уходите. Найдите бахилы, пальто оставьте у охранника.
Он кивал. Бахилы нашел. Купил у того же охранника. За сто баксов. И был очень счастлив такой сделке. Потрясающе выгодной.
- Цветы, - раздалось ему в спину. – Цветы забыл.
- Спасибо.
Схватить букет. И вперед. Стараясь не топать. Все-таки дамы вокруг в положении. И беспокоить их нельзя.
- Ира.
Он отворил дверь и замер на пороге ее палаты.
- Лева.
Она посмотрела на него. И этот взгляд ему решительно не понравился. Он шагнул вовнутрь. Любимая женщина напряглась, скривилась и тяжело задышала:
- Цветы. Пахнут!
Музыкант тут же отступил в коридор, обвел глазами коридор, дошел до поста, протянул букет медсестричке:
- Возьмите, пожалуйста.
- Тошнит? – понимающе улыбнулась она.
Лева печально кивнул. И снова отправился в палату.
- Как ты? – снова открыл дверь в палату.
- Снова закружилось, - пожаловалась ему Ира. И как он вчера не разглядел ни зеленоватую бледность, ни круги под глазами. Идиот.
- Прости, - он в два шага преодолел маленькую палату, где она, по счастью, была одна, склонился над ней.
- Так, - сипло проговорила любимая. – Отойди. Быстро.
«Злится», - подумал Лева. И послушно отступил.
Ира поднялась, распахнула окно. И жадно задышала.
- Я еще вчера отметила, - проговорила наконец, - насколько у тебя пахучий одеколон. Кошмар просто.
- Раньше тебе он нравился.
- Раньше я так хорошо не нюхала, - с досадой проговорила она. – Лет пять уже как. И вообще, Лева. Вот что за… Подстава с тобой, а? Мы же во Владивостоке извели кучу презервативов. Все время были защищены. И сейчас, в Питере. Вот ни разу же не… Вот откуда?!
