— Боги! — Алис выдохнула в искреннем изумлении. Да, смысл слов был понятен, как и речь о расчете и о глупости подобного выбора. В висках закололо, дышать все еще было трудно. Но нужно начать с чего-то, ответить ему. Алисия попыталась оформить мысли в слова, однако вышло: — Вы правда меня любите?
— Разве это не очевидно? Я позволил затянуть на себе корсет.
Его губы скривились, и в груди кольнуло. Над чем или кем он сейчас насмехался? Но она пропустила шпильку мимо ушей, не позволяя сбиться с выбранного курса.
— И вы считаете, что все, начиная с приезда, спланировано моими родными? С целью добиться от вас предложения? И вам не хочется думать, будто я приняла в этом участие, но вы думаете!
— Кузен и кузина могли повлиять на тебя. Я понимаю. Таков всеобщий порядок вещей, и расчет окружал меня всю жизнь, хотя имелась слабая надежда… Разве мог я полюбить заурядную девушку? Или в этом ошибка? В моем самодовольстве? Я многое узнал о твоей семье, чтобы осознать, насколько они изобретательны. Задумка твоего отца с приданым, карточные долги кузена, изворотливость его жены. Нужно уметь получать товары в кредит, когда кредиторы продолжают снабжать продовольствием в слабой надежде добиться оплаты.
— Кредиторы? Мои родные голодают?! — От паники сильнее заныло сердце. Все, что она слышала сейчас, совершенно не укладывалось в голове, начиная с признания и заканчивая последними откровениями. — Ведь я оставила почти все деньги…
— Которые кузен благополучно проиграл! Ответь: тогда родилась идея вновь выгодно вложить капитал по имени леди Аксэн-Байо-Гота? Или они заранее поведали суть плана, а ты просто согласилась от безысходности?
— Глупости! Не было никакого плана!
— Я просил не лгать. — Он шагнул к столу, Алис отшатнулась. Устало опершись ладонями о столешницу, Даниар задел пальцами край белого конверта. Взглянул на него почти с ненавистью, после продолжил: — Готов погасить все их долги, пускай присылают счета. Я черт знает на что еще готов, но хотя бы минуту побудь откровенной.
— Я всегда была откровенной!
Лорд усмехнулся. Он поднял конверт и, достав из него письмо, протянул Алисии.
— Признаться, я пребывал в сомнении ровно до полученного на днях сообщения.
Узнав почерк, Алис выхватила лист бумаги и с жадностью вчиталась в строчки, силясь понять, что же такое произошло с ее родными, о чем Атильда не написала кузине ни полсловечка.
«Дорогой лорд Даниар, надеюсь, позволено будет вас так называть, ведь существует надежда, что совсем скоро из добрых знакомых мы превратимся в кого-то поближе. Из надежных источников до нас дошли слухи, что вы компрометируете нашу дорогую кузину неподобающим джентльмену поведением. Как честный человек, вы просто обязаны жениться…»
Еще секунду назад Алис казалось, что проглотит письмо до последней строчки, но внезапно она не смогла продолжить чтение. Именно на этом месте споткнулась и подняла голову, чтобы взглянуть на Даниара.
— Полагаете, я во всем этом участвовала? Как-то нарочно провоцировала? Я?
— Разве нет? — Он изогнул брови в своей характерной, так раздражающей ее манере. Вот сейчас он говорил высокомерно и цедил слова.
— Как же вас это задевает, милорд! И вы предлагаете стать вашей женой на подобных условиях?
— Предлагаю. Каков будет твой ответ? — Он скрестил руки на груди и смотрел на нее практически с вызовом, так не вязавшимся со страстной исповедью, услышанной Алис минутой раньше.
— Я за вас не выйду!
— В каком смысле?
— Смысл у отказа всегда один, милорд: нет!
— Нет?
— Да!
— Так нет или да?
— Не пойду за вас! Так понятней?
— И это — разумное решение?
— Это окончательное решение! Окончательное, милорд! И я не собираюсь его менять, несмотря ни на какие разумные доводы. Вы заблуждаетесь на мой счет.
Он сложил руки на груди и молча смотрел на нее. Плечи опустились, будто невидимая тяжесть ощущалась физически, только глаза глядели по-прежнему прямо. Не подходящая ему поза, неправильная, как и сам взгляд, который оказалось сложно вынести. Алисия отвернулась.
— Предупредите Карена, что пора уходить.
Такой голос она уже слышала у него в башне: пустой, безэмоциональный, глухой.
— Он ушел.
— Вы тоже свободны.
Она кивнула и, едва лишь покинула кабинет, со всех ног бросилась переодеваться.
Даниар провожал ее взглядом, наблюдая за ней в окно.
— Она передумает, — произнес он, нарушая непроницаемую плотную тишину, повисшую в кабинете. А от лежащей на стене руки вдруг поползли вверх лиловые трещины.
Если леди и ожидала в ближайшее время услышать чьи-то рыдания, то только свои собственные, а вместо этого пришлось выносить завывания взлохмаченной рыжей домовички, рыдавшей у Шуша на груди.
— Все-все там разнес, — сквозь всхлипывания доносилось до девушки. — Вся стена осынала-а-ась.
— Это та наружная, что кабинеты и приемную соединяет?
— Она-а-а. Жить-то теперь где-э-э?
— Да чего ты, не приютим, что ли? Вот ледя тебя к себе возьмет. Из-за нее ж стеночки теперь недосчитались.
— При чем здесь я?
— Кто лорду отказал?
— А я должна была согласиться?
— Чего тебе стоило-о-о?
— Вот именно. Самое время уже сговориться. Он ради нее, понимаешь, в бабский наряд обряжается, она для него вовсе неприличную вещь надевает. А прежде б только намекнул, мигом на дуэль вызвала. Невест распугивает на раз, но все туда же. Дважды уже отказала.
— Именно, Шуш! — согласилась с ним Алис. — Первый раз — насмешка, второй — порицание. Как можно дважды испортить предложение руки и сердца? А признание в любви — это ведь нечто особенное, чудесное. Да кто признается так, что ощущаешь себя распоследней пакостью?
— Лорд, кто ж еще. Ты себя пакостью ощутила, пускай и он ощутит? Одни убытки чините, нет бы к согласию прийти.
— С ним к согласию прийти, с этим… с этим… фиолетовым магом!
— Да кто мага фиолетового расстраивает? Маг фиолетовый в расстройстве — это ж урон тако-о-ой. Чего под руку попадется, того йотом недосчитаешься. Теперь скитайся без своего угла-а-а.
Алисии было жаль заплаканной домовички, но она не считала, что это веский довод соглашаться с лордом во всем, лишь бы его не расстраивать.
— С ним невозможно договориться, — отрезала леди и направилась к платяному шкафу.
— Так опыта нет, первый раз влюбился! — снова встал на сторону Даниара Шуш. — Вот и чудит его светлость.
— Именно, — поддакнула домовичка. — Сперва бы подсказала ему, научила, а после и отказывала.
