Может быть, кто-то вызвал полицию раньше. А может быть, этот вой не имел к ним никакого отношения.
Глаза Ингрид были закрыты. Из раны в груди, чуть ниже правого плеча, сочилась кровь. Саймон сделал все, что мог, чтобы остановить ее: разорвал свою рубаху и плотно приложил к ране. Щупать, есть ли у Ингрид пульс, он не стал. Если она мертва, он скоро и так это поймет.
Защитить ее. Спасти ее.
Оператор 911 сообщил, что помощь уже выехала. Время шло. Саймон не знал, сколько его утекло. Они были одни в этом сыром, отвратительном подвале, он и Ингрид. Впервые они встретились в ресторане на Шестьдесят девятой улице, всего в двух кварталах от того места, где сейчас живут, их познакомила Ивонна, когда Ингрид наконец вернулась на родину. На ту встречу он явился первым, уселся за столик возле окна и беспокойно ждал, и когда Ингрид, горделиво держа голову, вошла и с царственной осанкой двинулась между столиками так, словно ступала по подиуму, он был сражен. Как бы это ни было глупо – может быть, со всяким такое бывает, – но когда Саймон являлся на первое свидание с женщиной, он всегда позволял разгуляться своей фантазии, представляя, как он станет жить с этим человеком, заглядывая далеко вперед, он воображал, как они поженятся, как станут растить и воспитывать детей, как будут сидеть за кухонным столом, как станут стареть и читать перед сном в постели, в общем, все в таком роде. Что он почувствовал, когда в первый раз увидел Ингрид? Он подумал, что она великолепна, даже слишком. Это первое, что пришло ему в голову. Она казалась ему слишком для него цельной и беспорочной, слишком уравновешенной и уверенной в себе. Только потом он узнал, что все это было напускное, что у Ингрид тоже есть свои страхи, которые мучают всех нас, что она так же не уверена в себе, что в душе всякий приличный человек может в каком-то смысле ощущать себя притворщиком, играющим чужую роль.
Впрочем, это не важно. Их отношения начались за тем праздничным столиком возле окна на углу Западной Шестьдесят девятой улицы и Коламбус-авеню, а сейчас вот закончатся в этом жутком, мрачном подвале Бронкса.
– Ингрид… – Голос его прозвучал словно горестная мольба. – Не уходи от меня… пожалуйста…
Потом прибыла полиция, а за ней «скорая помощь». Его оттащили от жены и принялись за дело. Он сидел на бетонном полу, поджав колени к груди. К нему подошел полицейский и стал задавать вопросы, но он их не слышал, только смотрел на свою неподвижную жену, вокруг которой суетились медики. Ей надели кислородную маску, под которой скрылись губы, которые он столько раз целовал, что и представить себе невозможно, и мимоходом, и в минуты страсти. Сейчас он сидел молча и просто смотрел. Не приставал ни к кому с вопросами, жива она еще или нет, можно ли ее спасти. Ему было слишком страшно, он боялся им помешать делать их важное дело, отвлекать их, ему казалось, что жизнь ее сейчас так хрупка, что любая помеха может оборвать ее, словно нитку.
Саймону хотелось сказать, что все остальное было как в тумане, но на самом деле все происходило как в замедленной съемке и виделось в ярких красках – как укладывали Ингрид на каталку, везли ее к автомобилю, как он ковылял следом и залезал за ней внутрь, тупо смотрел на капельницу, на суровые лица медиков из бригады «скорой помощи», на бледное лицо Ингрид, слушал вопли сирены, видел приводящее в отчаяние плотное дорожное движение на трассе Мейджор-Диган; наконец они доехали, вломились в приемный покой, и медсестра терпеливо, но твердо выпроводила его и подвела к желтому пластмассовому стулу в помещении для посетителей…
Он позвонил Ивонне и кратко рассказал, что случилось.
– Я беру с собой Аню, и мы едем к тебе, – сказала Ивонна, когда он закончил.
– Хорошо, – ответил Саймон, и собственный голос показался ему чужим.
– Что сказать Ане?
Он почувствовал ком в горле и постарался проглотить его.
– Ничего такого, просто будь с ней рядом.
– Ты Сэму звонил? – спросила Ивонна.
– Нет. У него экзамен по биологии. Лучше его сейчас не трогать.
– Саймон…
– Что?
– Соберись с мыслями. Их мать застрелили. Она лежит на операционном столе.
Он плотно сжал веки.
– Я заберу Аню, а Роберт – Сэма, – сказала Ивонна. – Они должны быть рядом с матерью.
Она не стала говорить «и я тоже», наверное, потому, что дети сейчас важнее, а может, и потому, что Ивонна и Ингрид были не слишком близки. Отношения у них были ровные, они никогда не ссорились, не злились и не обижались друг на друга, но Саймон был как бы мостиком между двумя сестрами.
– Ты согласен, Саймон? – спросила Ивонна.
Появились двое полицейских, они стали осматривать помещение. Заметили Саймона и уверенной походкой направились к нему.
– Согласен, – сказал он и разъединился.
Еще на месте происшествия Саймон описал полицейским, как выглядел стрелявший, но теперь им нужны были подробности. Он стал рассказывать все, но дело шло медленно без полного контекста, без упоминания Аарона, другого убийства и много чего еще. Он был к тому же расстроен, все смотрел на дверь, поджидая, когда наконец выйдет врач, который сейчас для него был богом, и сообщит ему, наступил для него конец света или еще нет.
Потом в приемный покой ворвался Фагбенл. Двое полицейских направились к нему. Все трое отошли в угол и принялись совещаться. Саймон воспользовался перерывом, снова подошел к женщине в регистратуре и спросил, как дела у жены, и она снова вежливо объяснила, что информации пока нет и что доктор выйдет, как только что-нибудь станет ясно.
Саймон отвернулся и увидел, что Фагбенл уже рядом.
– Не понимаю, – сказал он. – Почему вы вдвоем оказались в Бронксе?
– Пытались отыскать нашу дочь.
– Где, в наркопритоне?
– Наша дочь наркоманка.
– И вы нашли ее?
– Нет, детектив. Если вы еще не знаете, в мою жену стреляли.
– Мне очень жаль.
Саймон закрыл глаза и махнул рукой, чтобы он уходил.
– Я слышал, что вы побывали и на месте убийства.
– Да.
– Зачем?
– Оттуда мы начали.
– Начали что?
– Поиски дочери.
– А как вы из этой квартиры попали в наркопритон?
Саймон знал, что лучше не углубляться в это.
– Какая разница?
– Почему вы не хотите говорить, Саймон?
– Потому что это не имеет значения.
– Будем откровенны, – сказал Фагбенл. – Все это выглядит очень подозрительно.
– Будем откровенны, – сказал Саймон, – мне все равно, как это выглядит.
Он двинулся обратно к своему желтому стулу.
– Бритва Оккама, – сказал Фагбенл. – Знаете, что это?
