Энид шла по грязной площадке стоянки, направляясь ко входу с дверями в стиле салуна. Когда она была уже совсем близко, оттуда вывалились два рослых детины в кожаных крагах и с черными банданами на головах. Толстые, хотя и несколько дряблые руки их были сплошь покрыты татуировками. Оба щеголяли огромными животами и непременными бородами. Байкеры.
Они приветствовали Энид объятиями и теплыми рукопожатиями. Одного из них она поцеловала в щеку, после чего вошла в здание. Стоит ли ждать, когда она выйдет? – думал Саймон. Идти туда самому не очень хотелось, уж больно место для него непривычное, – но он решил, что ждать ее будет пустой тратой времени. Он выключил мотор и двинулся к вращающимся дверям.
Стоило толкнуть створку, как ему почему-то почудилось, что музыка сейчас должна сразу же замолчать и все, кто там был, повернут головы в сторону незваного гостя. Но ничуть не бывало. Впрочем, и музыки никакой не было. По телевизору, довольно старому, с комнатной антенной, показывали бейсбол. Вообще бар был странный. Слишком просторный, места вдоволь. Может, для танцев? Впрочем, вряд ли тут кто-нибудь танцевал, по крайней мере недавно. В правом углу музыкальный автомат, но он даже не включен в розетку. И пол под ним грязный, как на парковке.
Энид Корвал села на табурет перед стойкой. Еще только одиннадцать утра, а здесь уже довольно оживленно. Перед стойкой табуреток тридцать, не меньше, и уже с десяток их занято, но сидели каждый отдельно, держась на расстоянии друг от друга, – прямо как в мужском общественном туалете, где все стараются не пристраиваться к писсуару рядом с кем-нибудь другим. Каждый медитировал над своим напитком в одиночестве, опустив глаза в стакан и всем своим видом говоря: не лезь ко мне с разговорами. Справа группа байкеров катала шары за бильярдным столом с изорванным зеленым сукном.
Всюду валялись банки из-под пива.
На Саймоне была белая рубашка с галстуком, на ногах черные туфли – в конце концов, он ведь ехал на панихиду, – зато остальные в основном были в хлопчатобумажных майках; ни один приличный человек, которому перевалило за сорок, не отважится щеголять в такой одежде в общественном месте, даже если он идеально сложен. А эти парни не были идеально сложены.
За то, что им на это наплевать, снимаю шляпу, подумал Саймон.
Он сел на табурет через два места от Энид. Она не оторвала взгляда от своего стакана, даже бровью не повела в его сторону. Сбоку от него сидел какой-то мужчина в шляпе с круглой плоской тульей и загнутыми кверху полями, дергал головой вверх и вниз, словно слушал музыку, хотя никакой музыки не было, как не было на нем и наушников. Стена за стойкой бара была увешана радужным многоцветьем тронутых ржавчиной табличек, удостоверяющих наличие лицензии, – вероятно, эти таблички представляли все пятьдесят американских штатов, но Саймон был не в том настроении, чтобы их разглядывать. Тут же горели неоновые буквы рекламы пива «Миллер хай лайф» и «Шлиц». С потолка свисала вычурная люстра. Как и гостиница, бар был отделан темным деревом, но на этом сходство заканчивалось, потому что дерево здесь было плохонькое, можно сказать – беднейшее из всех бедных родственников того дорогого дерева, которое Саймон видел в гостинице.
– Что будем пить?
Волосы на голове барменши по цвету и текстуре мало чем отличались от сена на прицепе, на котором недавно разъезжали туристы; а прическа отдаленно напоминала маллет
[23]. Саймон видел похожую у одного хоккеиста в восьмидесятых годах. Возраст женщины определить было весьма непросто: либо рано состарилась в сорок пять, либо хорошо сохранилась в шестьдесят пять, хотя очень сомнительно, что она часто заглядывала в зеркало.
– Какое у вас пиво? – спросил он.
– У нас есть «Пабст». И еще «Пабст».
– На ваш вкус.
Энид все еще смотрела в свой стакан, даже глаз не скосила в сторону Саймона.
– Значит, вы – папа Пейдж, – вдруг произнесла она.
– Это вам Уайли сказал?
Не глядя на него, она покачала головой:
– Нет, он ничего не сказал. Зачем вы сегодня приехали?
– Отдать свой последний долг.
– Только не надо врать.
– Хорошо, не буду. Но все равно я соболезную вашей утрате.
На эти слова она никак не отреагировала.
– Так почему вы здесь?
– Моя дочь пропала.
Барменша открыла банку с пивом и шмякнула ее перед ним на стойку.
Энид наконец-то повернула к нему голову.
– Давно?
– Сразу после убийства Аарона.
– Вряд ли это совпадение.
– Согласен.
– Наверное, убила его и сбежала.
Вот так запросто, не моргнув глазом. И голос даже не дрогнул.
– А если я скажу, что это не так?
Энид сделала жест, который мог означать: «может, да, а может, нет».
– На бирже играете? – спросила она.
– Нет.
– Как же… ведь вы какой-то там крупный биржевой маклер или вроде того, разве нет?
– Я работаю консультантом по финансовым вопросам.
– Какая разница. Все равно связано с риском, разве нет? Прикидываете там, что делать можно, а что рискованно, и все такое?
Саймон кивнул.
– Значит, должны понимать, что здесь есть две наиболее вероятные возможности, верно?
– Какие?
– Первая: ваша дочь убила Аарона и теперь в бегах.
– А вторая?
– Тот, кто убил Аарона, захватил ее или тоже убил. – Энид Корвал отхлебнула из своего стакана. – И если подумать, вторая возможность более вероятна.
– С чего вы взяли? – спросил Саймон.
– Наркоман вряд ли сумел бы не наследить или удрать от полиции.
– Значит, вы считаете, что она не убивала?
– Я этого не говорила.
– Предположим, вы правы, – сказал Саймон, стараясь рассуждать спокойно и беспристрастно. – Но зачем этому кому-то понадобилась Пейдж?
– Понятия не имею. Самой неприятно говорить, но, скорее всего, ее уже нет в живых. – Она отхлебнула еще. – И все же никак не могу понять, зачем вы тут.
– Надеюсь, что вы что-то знаете.
– Я не видела Аарона много месяцев.
– Вы знаете этого парня?
Саймон протянул ей телефон. Елена Рамирес прислала ему фотографию Генри Торпа, пропавшего сына своего клиента.
– Кто это?
– Его зовут Генри Торп. Он из Чикаго.
Она покачала головой:
– Нет, не знаю такого. А в чем дело?
