– Конечно.
– Поэтому я должна была остановить их. Я зла никому не хотела. Просто у меня не было выбора.
– Спасибо вам, – сказал Саймон.
– Мне уже пора возвращаться.
– Куда?
– В Прибежище Истины. Это все еще мой дом.
Мать Адиона встала и направилась к двери.
– Прошу вас, – сказал Саймон и судорожно сглотнул. – Моя дочь… Она ведь встречалась с одним из этих сыновей.
– Я слышала об этом.
– Она пропала.
– И об этом тоже слышала.
– Прошу вас, помогите, – сказал Саймон. – У вас ведь тоже есть дети. Вы должны понять меня.
– Я понимаю. – Мать Адиона открыла дверь. – Но больше я ничего не знаю.
И она ушла.
Через неделю Саймон стал умолять Фагбенла позволить ему посмотреть папки дела. Фагбенл, вероятно из жалости, уступил.
Ингрид, похоже, становилось лучше, так что здесь появился просвет. Вопреки тому, что показывают по телевизору, из комы выходят не сразу. Этот процесс протекает примерно так: два шага вперед, один назад. Ингрид пришла в сознание, они даже разговаривали два раза, но совсем недолго. В обоих случаях сознание ее было совершенно ясным, и это вселяло светлые надежды. Но с тех пор прошло уже больше недели – и никаких улучшений.
С того самого дня, как Саймон был ранен, он продолжал свои поиски, потому что главный вопрос оставался без ответа.
Где же Пейдж?
Дни шли за днями, складывались в недели, а ответа так и не было.
Так прошел месяц.
Через месяц после ранения Саймон наконец вполне поправился. Он поехал на автовокзал Порт-Аторити и сел в автобус до Буффало. Все семь часов поездки Саймон бездумно смотрел в окно в тщетной надежде, что его осенит светлая мысль.
Ни единого проблеска.
По приезду он два часа бродил вокруг автобусной станции. Саймон был уверен, что, если он просто несколько раз обойдет это здание, ему явится какая-нибудь подсказка, попадется на глаза какой-нибудь след.
Но – нет, ничего.
Совершенно разбитый – вероятно, сказалась долгая и быстрая езда, – Саймон снова залез в автобус, откинулся на спинку кресла и проделал семичасовой путь обратно.
И снова он всю дорогу таращился в окно.
И снова ни единого проблеска.
Было уже почти два часа ночи, когда автобус остановился в Порт-Аторити. Саймон спустился в подземку и поехал в больницу. Хотя Ингрид все еще была без сознания, ее уже перевели из палаты интенсивной терапии в отдельную. В ней поставили еще одну койку, чтобы он мог спать рядом с женой. Иногда по вечерам Саймону казалось, что Аня и Сэм нуждаются в нем дома. Но большинство вечеров, как и этот, он возвращался в Вашингтон-Хайтс, целовал жену в лоб и ложился спать рядом, на свою койку.
Впрочем, этим вечером, ровно через месяц после той злосчастной перестрелки, явившись в палату к Ингрид, Саймон обнаружил, что в ней есть кто-то еще.
Свет был погашен, поэтому он видел лишь силуэт женщины, сидящей у кровати Ингрид.
Саймон застыл на месте. Глаза его широко раскрылись. Обе руки Саймон прижал к губам, но не смог до конца заглушить крик. Колени его подогнулись.
И в этот момент Пейдж повернулась к нему и сказала:
– Папа?
И Саймон разрыдался.
Глава тридцать девятая
Пейдж помогла отцу добраться до стула и сесть.
– Остаться я не смогу, – сказала Пейдж, – но прошел уже месяц.
Саймон все никак не мог взять себя в руки и успокоиться.
– Месяц? – не понял он.
– Без наркотиков.
Так оно и есть. Он видел это собственными глазами. Сердце его подпрыгнуло. Его дитя… Она так исхудала, лицо бледное и изможденное, но взгляд спокойный и ясный, и… Снова на глаза его навернулись слезы, на этот раз слезы радости, но он сдержал их.
– Я еще не вполне здорова, – предупредила она. – Может быть, и не стану здоровой. Но мне гораздо лучше.
– Значит, все это время…
– Я ведь ничего не знала о том, что тут происходит. Там запрещено пользоваться телефоном и прочей электроникой. Запрещено общаться с родственниками, друзьями и вообще с внешним миром. Таковы правила. Целый месяц ничего такого нельзя. Понимаешь, папа, это был мой последний шанс. Единственный.
Саймон просто онемел.
– Мне надо вернуться в клинику. Ты должен понять. Я еще не готова жить в реальном мире. Мне разрешили выйти на двадцать четыре часа, и то лишь из-за крайней необходимости. Мне нужно вернуться. Даже за это короткое время здесь я чувствую, как меня все сильнее тянет…
– Возвращайся, конечно, – сказал Саймон. – Я тебя отвезу.
Пейдж снова повернулась к матери:
– Это все из-за меня.
– Нет, – откликнулся Саймон. – Ты не должна так думать.
Саймон подвинулся к ней поближе. Какая же она хрупкая, она все еще чертовски хрупкая, и теперь его охватила тревога: что, если Пейдж станет осуждать себя, возьмет на себя вину за случившееся? Вдруг это чувство заставит ее снова погрузиться в мир наркотических грез?
– Ты ни в чем не виновата, – сказал он. – Никто тебя ни в чем не винит, и меньше всего мы с матерью. Договорились?
Она кивнула, но как-то неуверенно.
– Пейдж…
– Да, папа.
– Ты не хочешь рассказать мне, что произошло?
– Когда я вернулась в комнату и увидела мертвого Аарона… я скрылась. Я думала… Мне казалось, полиция решит, что это я его убила. Это было ужасно… что с ним сделали, но какая-то часть меня… не знаю… Аарона больше нет. Наконец его нет со мной. И какая-то часть меня почувствовала себя свободной. Понимаешь?
Саймон кивнул.
– И тогда я обратилась в клинику.
– А откуда ты про нее узнала? – спросил он.
Она сощурилась и отвернулась.
– Пейдж!
– Я и раньше бывала там, – сказала она.
– Когда?
– Помнишь, когда ты увидел меня в Центральном парке?
– Конечно.
– Вот перед этим я и была в той клинике.
– Погоди… когда?
– Прямо перед нашей встречей. Хотела избавиться от зависимости. И все шло хорошо. По крайней мере, мне так казалось. А потом меня отыскал Аарон. Однажды вечером он проник в мою комнату. И ширнул меня, когда я спала. И на следующий день я вместе с ним удрала оттуда.
У Саймона голова пошла кругом.
– Подожди, ты говоришь, что была в реабилитационном центре прямо перед тем, как я увидел тебя в парке?
