— Это ты о чём?
— О вчерашнем. Помнишь, компанию Джозефа и их подлую выходку?
Конечно, Ян помнил. Это произошло, когда они с братом сами были студентами. Ситуация один в один с той, что случилась вчера. Джозеф и его дружки обработали юбку Кассии, одногруппницы Энтони, систуйским зельем, и ткань стала прозрачной в тот момент, когда Кассия пела в хоре на одном из мероприятий.
— Тебе ведь она нравилась? Кассия? — Ян отвернулся от окна и посмотрел на Энтони.
Худенькая, большеглазая — было в ней что-то трогательное.
— Нравилась.
Энтони тогда в отместку знатно подпортил жизнь Джозефа и его дружков — подлил им в компот того же систуйского зелья. А на организм оно тоже оказывает весьма неожиданное действие — не только на ткани. Отчаянный шаг. Когда выяснилось, чьих рук дело, Энтони чуть не выгнали из академии. Благо, на педагогическом совете за него замолвили слово несколько уважаемых профессоров — и брат отделался сорока часами общественно-полезных работ.
— А нынче ребята тоже ничего, — заметил Энтони, — молодцы, главное — сразу в челюсть, — на его лице расцвела довольная улыбка. — Ты им какое наказание назначил?
Ян принялся рассказывать, а Энтони только посмеивался.
— А её, выходит, совсем не наказал? Ну и правильно. Ох и дерзкая девчонка! А какая отчаянная, а! Удивила! Я совершенно не ожидал, что она сделает.
Вот и Ян не ожидал. Когда десять лет назад подобное произошло с Кассией, она в слезах убежала с мероприятия и долго потом не могла прийти в себя. В груди кольнула старая боль — Яну было очень жаль несчастную девушку. Но с Валерией, несмотря на его опасения, ничего подобного не случилось. Она вышла из ситуации безоговорочной победительницей. Причём вышла своими дьявольски стройными ножками, которые ему как ректору нужно было бы забыть, но они не забывались. Включить в себе ректора Ян мог, а вот выключить в себе мужчину не получалось.
— Ох, чувствую, будут у тебя с ней проблемы, — заявил брат отчего-то очень весело. — Девчонка просто создана организовывать окружающим нескучную жизнь.
Что тут весёлого Ян не понимал, потому что проблемы действительно будут. И много.
— Я же говорил — дьявол в юбке.
— А иногда и без юбки, — усмехаясь, напомнил брат. И у Яна перед глазами снова встали соблазнительные формы девчонки.
Он в очередной раз почему-то подумал о том смертнике, которому суждено будет стать её женихом. Каким он, бедолага, подвергнется испытаниям. Быть её ректором — и то страшное наказание — каждый день чувствуешь себя сидящим на пороховой бочке, а уж быть её женихом — лучше сразу застрелиться.
Ян отхлебнул кофе и снова развернулся к окну. Территория вокруг академии всё ещё выглядела сонной. Она оживает обычно только минут за десять до начала занятий. Однако боковым зрением он уловил какое-то движение — к парадному входу в академию подъезжал крытый экипаж.
Ян сразу узнал герб Ольшанских, отблёскивающий позолотой на тёмном лакированном корпусе. И действительно, как только экипаж остановился, дверца открылась и на ступеньку опустилась нога Ольшанского в дорогой чёрной туфле и жёлтом носке, вопиюще несоответствующем канонам. Хотя какие каноны? Это же Ольшанский. А вот вторую ногу увидеть удалось не сразу. Видимо, к поверхности ступени прилипло что-то скользкое — нога Ольшанского поехала, а вместе с ней и он сам. Его пятая точка пропрыгала по ступеням — благо их у экипажа было всего две — и приземлилась на брусчатку подъездной аллеи. Нелепая высокая шляпа-цилиндр слетела с головы.
Ян не слышал, какие слова вырвались при этом у Ольшанского, но по выражению его лица нетрудно было догадаться. Возница поспешил на помощь, но не только он. Из экипажа показалась хорошенькая девушка с золотыми кудрями. Дочь? Кажется, её зовут Злата — подходящее имя. Схватив Ольшанского за две руки, подоспевшие помощники подняли его на ноги.
— Запоминающееся прибытие, — хохотнул брат. Оказывается, он тоже с любопытством глядел в окно. — Ладно, я пойду. Похоже, к тебе посетители.
Ян, как ни странно, был рад гостям. Он знал цель их приезда. Ольшанский ему обещал, что уладит все формальности, и вернётся для разговора о помолвке. Наконец-то можно будет её разорвать, и хоть одной проблемой станет меньше. Единственное, чего не понимал Ян — зачем Ольшанский взял с собой дочь. Отменить помолвку можно было бы и без её присутствия. Тот будто услышал его мысли. Он что-то сказал ей, и златокудрая красавица отправилась на одну из скамеек парка — видимо, Ольшанский велел подождать его снаружи. А сам двинулся к входу в академию.
Через несколько минут он уже стучался в дверь кабинета. Входил бодро, хоть чуть-чуть и прихрамывал после падения.
— Дорогой зятёк, я приехал обсудить подготовку к свадьбе, — заявил он жизнерадостно и занял кресло напротив.
У Яна от этого «зятёк» чуть чашка с недопитым кофе из рук не выпрыгнула. У Ольшанского, видимо, от падения что-то в голове стряслось.
— Дьер Ален, какая свадьба? Позвольте вам напомнить, что мы собирались поговорить о расторжении помолвки, так как ваша дочь не выполнила одно из условий.
— Да нет же, дьер Ян, — Ольшанский остался в благостном расположении духа, — все условия выполнены. Кстати, не могли бы вы распорядиться подать мне кофе, хочу взбодриться с дороги.
Взбодриться ему не помешает — может, и в голове заодно прояснится. Яну категорически не нравилось, что Ольшанскому отбило память так не вовремя. Через стационарный кристалл Ян отправил сообщение на кухню с просьбой о кофе. Ольшанский, тем временем, открыл свой кейс и начал доставать какие-то бумаги. Через секунду на стол Яна лёг знакомый ему документ — договор помолвки.
Ольшанский поднялся с кресла, навис над бумагой и с въедливой улыбочкой поинтересовался:
— Ваша подпись?
— Моя, — Ян тоже поднялся с места.
— Вот тут написано, что вы согласны взять мою дочь в жёны, — постукал Ольшанский пальцем по одной из строчек.
— Написано, — согласился Ян, и тоже постукал пальцем, но уже по другой строчке, — при условии, что она станет студенткой академии.
— Правильно, — кивнул Ольшанский. — И вот теперь, когда она стала студенткой, пора приступать к обсуждению свадьбы.
— Не помню, чтобы Злата была зачислена в академию, — не удержался от сарказма Ян.
— Так речь не про неё, а про другую мою дочь — про Валерию. Насколько знаю, вы сами подписали приказ о её зачислении.
Ольшанский расплылся в довольной улыбке, а у Яна было чувство, будто его молотком по темени тюкнули. Оказывается, землянка — дочь Ольшанского. Он думал, между ними куда более дальнее родство — максимум дядя и племянница. Но пусть даже и дочь, это ведь не значит, что она автоматически становится невестой Яна? Или значит? Он кинулся судорожно листать страницы договора помолвки, выискивая, как в нём называется вторая сторона. Указано ли имя потенциальной невесты?
