— Никогда, МакРив!
Она может быть такой же скверной, как и любая из её сестер. Просто в этом конфликте у неё не было объективной причины проявить врожденную свирепость валькирии, что, однако, не означало, что Люсия не способна быть жестокой, когда это действительно было необходимо.
— Поцелуешь меня снова, ликан, и я заставлю тебя пожалеть об этом.
Он поцеловал её опять. Поэтому она двинула коленом ему между ног, нырнув в сторону от него. Когда он упал на колени, валькирия поспешила прочь. Но услышала, как оборотень прорычал:
— И все же я не жалею об этом.
Глава 5
Вновь преследуя Люсию через дельту вдоль берега реки, с яйцами, ноющими от пинка, и ранами на груди, охваченными огнем, — Гаррет выследил её пьянящий аромат.
— Я чую тебя, я знаю, что ты рядом.
Да, она была близко. Ликан кружил на месте, сузив глаза.
— Не убегай от меня! Ты не уйдешь.
И мы жаждем преследования. О, боги, как мы жаждем этого.
— У тебя осталась только одна стрела.
— Мне её будет достаточно — прошептала она над ним.
Прежде чем Гаррет успел поднять голову на звук, она повалила его в постель изо мха, упираясь коленями ему в плечи и вдавливая в лоб стрелу.
Медленно, с благоговением в голосе он прорычал:
— Ты — мне — нравишься, девушка!
Такая прекрасная, такая неистовая. Мстящий ангел с причудливым луком, пылающим над ним.
Когда со лба потекла кровь, струясь по виску, Гаррет добавил:
— Ты не сможешь выпустить стрелу, валькирия. Ты тоже что-то чувствуешь ко мне, — Люсия выглядела ошеломленной, как если бы неуверенность озадачила её. — Бьюсь об заклад, когда ты действуешь подобным образом, то никогда не колеблешься.
Она стиснула зубы, словно вновь добавляя себе решимости.
— Но ты не сможешь это сделать.
В то самое мгновение, когда девушка ослабила напряжение тетивы, мужчина бросил её на спину, накрывая своим телом. Гаррет простонал, ощутив под собой её пышные изгибы, прижатые к нему. Оба задыхались, её грудь вздымалась и опадала так соблазнительно.
Валькирия была миниатюрной красавицей, с гладкой золотистой кожей и нежными губами. Её высыхающие волосы приобретали глубокий карамельный цвет. На ощупь они были подобны шелку и пахли, как небеса. Точно так же, как родной дом.
— Ты узнаешь эту чувственную связь между нами.
О, боги, что происходит. Как если бы они ощущали это прежде. Люсия задохнулась, когда почувствовала этот момент, словно признала его прикосновения и вспомнила.
Что с ней случилось? Он был прав — прежде, когда она принимала решения, то никогда не колебалась. Но сейчас не смогла выстрелить в него!
Его рот завладел её губами. Хотя она отпихнула его, Гаррет застонал, как будто даже простое соприкосновение губ доставило ему столько удовольствия, что он не смог сдержаться. Затем ликан углубил поцелуй, крепче прижимаясь своими твердыми губами, и языком убеждая её ответить ему.
Это потрясение — поцелуй после столь долгого времени. Жар его тела над её под холодным дождем.
Молния ударила над ними, и Люсия знала, это из-за неё. Её рука, сжимавшая лук разжалась, другой рукой она обняла ликана за шею. Когда Люсия, задыхаясь, приоткрыла губы, он ласково вошел в её рот, захватывая его языком, в то время как она, оставаясь неподвижной, просто принимала его внимание.
Отстранившись, он заглянул ей прямо в глаза, давая понять присущим исключительно мужчине выражением глаз свое намерение — то, что был готов совершить с ней любые греховные вещи. Ах, этот взгляд. Он лишал её разума…
— Твои глаза становятся серебристыми, — проурчал Гаррет с возрастающим густым акцентом. — Ты тоже меня хочешь. — Прежде чем продолжить, он приказал: — Поцелуй меня.
На протяжении всей её долгой жизни многие мужчины пытались соблазнить её, но Люсия без труда игнорировала их. Что было такого особенного в ликане? Словно он в точности знал, как достучаться до той самой необузданности в глубине её души и разбудить её желания.
И эта её темная сторона, которой она так боялась, захватывала власть и подчиняла. Это будет не больше чем поцелуй. Я никогда не позволю чего-то большего, чем это…
Её тело стремительно охватывало желание, грудь наливалась тяжестью. Неистовство поглощает меня. Не могу бороться…
Но Люсия жаждала этого. Ей предложен такой щедрый подарок. Нарастающее удовольствие… не терять контроль… не терять…
Напрасные старания. Потеряться в удовольствии казалось таким… правильным. Со стоном, валькирия сдалась.
Инстинкт ревел внутри Гаррета.
— Она нуждается в тебе. Жаждет своего мужчину.
Наконец она сама потянулась губами к его губам, готовая отдать их ему. Его язык погрузился в её глубины, изучая, пробуя, упиваясь. Когда Люсия поцеловала его в ответ, прежде неуверенно лизнув, он застонал, прижимая её к себе ещё сильнее.
Она принимает меня. Гаррет хотел рычать от удовольствия. Этой ночью я приведу домой свою женщину. В мою постель, в мою жизнь. Наконец, он так долго ждал ее.
Люсию…
Каждым робким вхождением своего языка, она разжигала его страсть. Когда их языки переплелись всерьёз, и они начали делить одно дыхание, Люсия пораженно застонала в его рот.
Потом казалось, прорвалась плотина, как будто она, так же как и он, ждала этой ночи в течение столетий. Валькирия не только разделяла его невообразимую жажду, но даже испытывала её ещё острее.
Глубоко целуя её, Гаррет сжал одной рукой изгиб бедра, другой рукой потянулся к её груди. Он нерешительно помедлил чуть выше. Но Люсия, как во сне, выгнулась под его ладонью и, жалобно всхлипнув, прижалась к ней грудью.
— Боги, ты сводишь меня с ума, Лауша, — прошептал он ей в губы.
Ликан обхватил её щедрую упругую грудь, одну, затем другую, изучая их.
Она дрожала от его прикосновений и вскрикнула, когда его большой палец прошелся вокруг напряженных сосков. Гаррет наклонился, накрывая ртом один из тугих бутонов, и Люсия, задрожала:
— Что ты…
Он всосал сосок сквозь футболку, и её слова умерли в горле, вытесненные стоном. Когда Люсия совсем выпустила свой лук и вцепилась в его затылок, чтобы удержать у своей груди, мир, казалось, постепенно растворился до полного исчезновения, и всё, что Гаррет всецело осознавал, была его подруга — только её облик, её аромат, ощущение её чувственного тела. Продолжая посасывать соски, он протянул руку вниз, отстегивая и отбрасывая в сторону кожаный колчан.
Руки валькирии оплелись вокруг его шеи, а стоны становились иступленными, сливаясь с его рокотом, пока он изучал её.
