— Если Гаррет хоть немного похож на тебя, тогда тетя по уши влюбится в него.
— Будем надеяться. Гаррету давно нужна хорошая женщина. А теперь, ангелочек, — Лаклейн пальцем приподнял подбородок Эммы, — ты, случайно, проснулась, не изнывая от жажды?
Глава 26
Хотя Люсия валилась с ног от изнеможения, о сне можно было и не мечтать. Снаружи бушевал шторм, и, по мере того как посудина упорно пробивалась вперед сквозь тьму, нос судна с треском раскалывал налетающие волны одну за другой, не давая Люсии расслабиться и провалиться в спасительное забытье. Теперь она поняла, почему носовая каюта не относится к привилегированным.
После ухода МакРива Люсия еще долго, уставившись на дверь, представляла себе картины того, что бы произошло, если бы она предпочла иной вариант и могла бы провести ночь с этим сильным мужчиной без каких-либо последствий. Единственной преградой между ними оставалось бы прошлое, ее постыдное прошлое.
И загубленное будущее.
Если шотландец чувствует такое отвращение к ее обету безбрачия, то как тогда отреагирует, узнав, что она разделила ложе с дьяволом?
Люсия лежала в темноте, всматриваясь в новый, размером с кулак, «иллюминатор», когда возвратился насквозь промокший МакРив. Не говоря ни слова, он выхватил из своей сумки бритвенный набор и направился в душ.
Бриться? И мой лук взял с собой?
Когда Гаррет вышел через десять минут с гладким, чисто выбритым лицом, на нем не было ничего, кроме полотенца и браслета. Оборотень установил чехол с луком возле двери каюты, а затем, словно волк, встряхнул волосами.
Боги всемилостивые, этот мужчина — само совершенство. Смуглая от загара кожа с капельками воды, безупречный мускулистый торс с дорожкой золотистых волос посередине.
Люсии захотелось потереться об нее лицом.
Один лишь взгляд на него в таком виде, и усталость сняло как рукой, а плоть предательски увлажнилась вопреки ее желанию. Валькирия, вонзив закрутившиеся когти в ладони, украдкой сжала бедра.
— Я знаю, как поступлю, — возвестил МакРив с непроницаемым выражением лица.
— Уедешь?
— Нет, красавица. Хотя думал об этом. — Он устроился на краешке кровати. — Ты не полностью придерживалась целомудрия в ту первую ночь на болоте. Поэтому, считаю, мы можем делать все то, что делали тогда.
— Все, что мы делали?
— Ты останешься целомудренной, если не будет проникновения. Вот почему ты остановила меня в тот раз — готов поспорить, что, если бы я не попытался взять тебя, ты бы позволила мне продолжать, пока я не кончил бы.
Ее рот приоткрылся.
— Нет, ты не можешь знать наверняка.
— Ты говорила, что не примешь мужчину в свое тело. Это не значит, что я не могу ласкать твою грудь и всю тебя. И не означает, что ты не можешь делать то же самое со мной.
— Мы не сдержимся. — Ликану под силу соблазнить ее — она сдастся этому дикому безрассудству, живущему в ней: — Ты постараешься уговорить меня на большее.
— Я не стану этого делать. Подожду, пока ты не скажешь мне, что готова. Пока не скажешь, что хочешь меня.
Она колебалась.
— Я могу чересчур увлечься… и ляпнуть что-то подобное, о чем потом горько пожалею.
— Тогда произнесешь это вне кровати.
Он посмотрел тем самым особенным взглядом. Ее сердце пустилось вскачь, полностью избавляя тело от остатков усталости. Но прежде, чем разум окончательно отключится, ей необходимо получить от него клятву.
— Что бы ни произошло. Что бы я ни говорила. Или как поступала?
— Я никогда не сделаю того, чего ты сама не захочешь. Вот почему я взял у гребаных ведьм этот браслет.
— Я серьезно! Ты поклянешься Ллором?
— Да, я клянусь. Мы договорились?
— Я не… — Люсия умолкла, зачарованная его завораживающим взглядом. Какая женщина сможет отвергнуть мужчину, который смотрит на нее таким образом? Наконец она слабо кивнула.
Без единой секунды промедления МакРив потянулся к ее одежде.
— Давай снимем с тебя это.
Гаррет стянул с нее топ через голову и, казалось, потерял дар речи при виде бордового лифчика. Валькирия не выбирала именно красный оттенок, потому что знала, что МакРив увидит его этой ночью — по правде сказать, почти все ее белье теперь было в ярко-алых или малиновых тонах.
Должно быть, она неосознанно покупала эти цвета. Для него…
Одним слаженным движением уложив Люсию на спину, Гаррет снял с себя полотенце. Люсия по обыкновению отвела глаза, но куда бы ни смотрела, везде видела его восхитительное, будоражащее нервы тело. Она едва не ахнула при виде крепких мускулистых бедер, щедро покрытых золотистыми волосками.
Непринужденно устроившись рядом с Люсией, МакРив вытянулся во весь рост и принялся медленно раздевать ее, покрывая легкими поцелуями. Он обнажил ее грудь, и его губы замерли в дюйме от одного из сосков. Вершинки налились, расцветая прямо на глазах…
Ликан сверкнул на валькирию волчьим, опасным взглядом, прекрасно понимая, как тот на нее действует.
— Они хотят, чтобы их поцеловали.
Затем склонился и сомкнул губы вокруг соска, дразня его языком. Люсия беспомощно выгнулась, задыхаясь от наслаждения, пока он перекатывал вершинку во рту. Ее вздох перешел в стон, когда МакРив с силой втянул сосок в себя, снова и снова.
Оставив его сладко ноющим и влажным, Гаррет потянулся к другому.
Смутно Люсия понимала, что он продолжает раздевать ее, но не осознала, что уже лежит полностью обнаженная, пока ликан не отодвинулся, встав на колени.
Окинув валькирию восхищенным взглядом, он хрипло признался:
— Любуюсь тобой. Прямо слюнки текут.
Его твердый член пульсировал, а сверкающая капля украшала широкую головку.
Гаррет плавно заскользил ладонью вниз по ее животу, но, как только достиг лона, Люсия напрягалась. Она ничего не могла с этим поделать, несмотря на то, что чуть ранее он поцелуями заставил ее тело расплавиться от желания.
— Позволь мне ласкать тебя. Или возьми мою руку и покажи, как ты хочешь, чтобы я касался тебя.
— Просто… просто делай так же, как той ночью в клетке.
— Это было так давно, я уже точно не помню. Покажи мне.
Гаррет, не сводя с Люсии горящего взгляда, поймал ее ладонь и, обхватив губами указательный палец, пососал его, смачивая. Затем поместил на трепещущий клитор, хрипло шепча:
— Если мне не изменяет память, это тот самый палец, который ты предпочитаешь.
Люсия была слишком возбуждена, чтобы смущаться, и, зайдя так далеко, уже не смогла сдержаться, чтобы не начать поглаживать себя там.
