Девчонка лежит на полу и даже не смотрит на меня. Я не знаю, все ли она слышала. Дверь была плотно закрыта, а звукоизоляция в квартире неплохая. И все же, видя ее отрешенность, я испытываю вину. За что? Не понимаю. Просто противно тянет в груди.
— Вероника? — опускаюсь рядом с ней, растерянно соображая, как сейчас поступить. — С тобой все в порядке?
Пожалуй, самый идиотский вопрос, который только мог сейчас прозвучать. Но Валевская переводит на меня пустой взгляд, абсолютно лишенный теплоты, полный одиночества и болезненного принятия своей участи. Она напоминает мне меня же пару минут назад. Когда я слышал шепот Ани, вслушивался в ее лепет, дешевые извинения, какую-то отвратительную ахинею о разбитом сердце, о том, что пусть и вечно холоден, но только я ее люблю по-настоящему, и ощущал, как с каждым произнесенные словом во мне росла дыра. Эту пустоту я вижу и у Валевской.
— Да, все хорошо.
Вероника улыбается, зачем-то прикрывает веки, пряча от меня остекленевшие глаза. И прежде, чем я придумываю, как реагировать, замечаю крупные капли на ресницах. Они стремительно увеличиваются, и уже через мгновение катятся широкой полосой по белоснежной коже.
— Эй… — касаюсь ее щек, и девчонка распахивает глаза, полные слёз. Тяну на себя, обнимаю, прижимаю так, словно от этого станет легче нам обоим…
Резкие рыдания вырываются из ее груди, и я замираю. Вероника ревёт с надрывом, в голос, так, будто только что потеряла самое важное в жизни, приводя меня в замешательство и вынуждая усиленно соображать. Вот только мыслей нет. Ее пронзительный плач делает из меня размазню, который вот-вот сдастся и, стиснув зубы, завоет на пару с девчонкой. Хочется крикнуть: "Замолчи! Перестань! Не надо!", но вместо этого я беру себя в руки, приподнимаю ее и усаживаю на колени. Что могло произойти, остается только догадываться… Неужели снова написал отец?
— Станислав Юрьевич, — она отстраняется и заплаканное лицо вызывает во мне противоречия. Вспоминаю Аню, ее крокодильи слезы, маску великомученицы и стискиваю зубы. Потом сравниваю с искренностью Вероники. Улыбаюсь.
— Что? — спрашиваю у девчонки, убирая с ее щек прилипшие волосы.
— Поцелуйте меня.
— …
— Пожалуйста. — Тонкие пальцы касаются моих губ. — Как этим утром. Всего минуту.
Минуту?! Она хоть осознает, о чем просит? Я не выдержу минуты! Не сейчас, когда от одного ее взгляда немеет тело. Когда длинные ресницы слиплись от влаги, маленький нос забавно покраснел, а щеки покрыты румянцем.
Я прикидываю, насколько разумно идти у нее на поводу. Если соглашусь, то она преисполнился надеждой, будет воображать то, чего нет. А откажусь — обреку девчонку на еще большее одиночество.
— Хорошо, — улыбается. — Я не буду настаивать.
— Вероника…
Встает, отряхивает колени.
Сначала я решаю, что это вновь игра, только более искусная, но ее неуверенная походка, дрожащие пальцы и отстраненность — настоящие.
Корю себя за слабость. Понимаю, ей это необходимо, а я не готов. Не после того, как выпроводил Аню, навсегда поставив точку между нами.
Звон тарелок выводит меня из оцепенения. Валевская убирает стол, достает все из посудомойки и, собрав маленькую гору в раковине, принимается за мойку. Непривычно. Смотрю на нее, и тело натягивается как тетива от внезапного осознания.
Только что мы сделали шаг назад. Вернулись туда, откуда даже не начинали. Это намного дальше, до нашей встречи. И все из-за моей нерешительности. А может, это благоразумие? Та самая мудрость, которая приходит с опытом, с первой сединой?
Встаю и направляюсь в душ. Надо остыть. Успокоиться.
Зависаю там на долгое время, пока, выключив на время воду, не слышу голос Вероники. Она с кем-то говорит по телефону, но различить слова невозможно. Одеваюсь и выхожу. Уточняю все ли хорошо, и снова получаю в ответ вежливую улыбку, за которой Вероника пытается скрыть свои чувства. У нее это получается, ведь я не могу ничего понять.
Да и мысли сейчас вовсе не с ней. Я словно в подвешенном состоянии, как маленький котенок, которого взяли за шкирку и сотрясают в воздухе, проверяя рыпнется он или нет.
Чуть позже лежу на диване и силюсь уснуть. Безуспешно. До утра пялюсь в потолок, ворочусь на диване, раздумываю обо всем и ни о чем одновременно. А едва засыпаю, как начинает звенеть будильник.
— Ты как? — спрашиваю Валевскую за завтраком.
— Чувствую себя неважно. В университет пойду завтра.
Это все. Мы не произносим больше ни слова. Выхожу из квартиры, еду в машине, пишу заявление об отпуске за свой счёт, на время покидая лабораторию, и ощущаю себя разбитым. Мне не хватает чего-то. Мне не хватает кого-то. И я не могу понять — это Аня или… Стоит вернуться домой и прочитать оставленную Вероникой записку, многое становится на свои места.
Звоню ей, но телефон выключен. Набираю Вишневского, но тот не отвечает. Я просто выпадаю из реальности. Может, вернулась домой? Помирилась с родителями? Тогда почему ничего не написала, кроме "Спасибо, что приютили и помогли"? Это все, на что я годен? Накормить и предложить свою постель? Меня распирает от злости на самого себя!
— Да. — Как только перезванивает Андрей, я тут же отвечаю.
— Станислав Юрьевич, — смеется этот прыщ. — От вас тринадцать пропущенных. Кто-то умер?
— Нет. Где Валевская? — задаю главный вопрос. Если он не даст ответа, придется искать ее по всему городу.
— Эм.
— Вишневский, не тяни кота за причинные места. — Меня пробирает злость, но вскоре удается взять себя в руки, выдохнуть и успокоиться. Тем более, что Андрей начинает выдавать необходимую мне информацию.
— Вероника временно поселилась у моей подруги. Говорит, проблемы дома.
— Адрес.
— Что?
— Ты меня прекрасно слышал.
Я уже готов мысленно запоминать, но до меня доносится тяжелый вздох.
— Станислав Юрьевич, без понятия, что произошло между вами, но ей нужна передышка. Ника приходила сегодня, и знаете, это пи**** как фигово, когда ты никому не нужен. Поэтому дайте ей оправиться. Тем более, что она нашла работу.
Я втягиваю воздух и сажусь на край постели, замечая, что моя бегунья ее сменила.
— Хорошо. Извини, что побеспокоил.
— Да ладно вам, я все понимаю. Сам вон задрался завоевывать крепость. На днях выпишут, придется увеличить геолокацию, ловить ее по всему городу. — Вот же ж романтик. — Вы это, не переживайте. Думаю, в универе встретитесь… Семен Валерьевич, осторожнее! Подождите, помогу!
Звонок завершается, и я кладу смартфон на покрывало. Встаю, оглядываюсь и понимаю, что пора многое менять. Конечно, можно забить на перемены, окружить себя алкоголем и предаваться жалости, считая себя жертвой обстоятельств и просматривая фильмы для взрослых — все бабы же суки, зачем на кого-то тратить время?
