— Хорошо. Спасибо, что предупредила. А я тут купила пирожных, думала, посидим.
— Прости, но нас мальчики позвали. Сама знаешь, некоторым невозможно отказать.
Подружки весело хохочут, теперь шушукаясь, а Ника с теплой улыбкой прячет взгляд. Я смотрю на ее профиль и сам начинаю улыбаться. Правда, вскоре настроение летит к чертям. Думаю, насколько правильно было бы связаться с той, которая моложе меня на восемнадцать лет? Снова смотрю. Ловлю ее жесты, в которых читается не столько скромность, сколько усталость. То, как убирает локон за ушко, как прикрывает ладонью рот, чтобы не смущать прохожих громким смехом, вызывает во мне восхищение. Скольжу взглядом по фигуре, вспоминаю, какая она на самом деле красивая, ведь я видел пусть не все, но многое, и запрокидываю голову назад. Где-то там в вышине есть звезды, но из-за городских огней их не видать. А так хотелось бы дотянуться взглядом хотя бы одной из них, воскресить в себе романтика и совершить отчаянный шаг. И опять я смотрю на профиль. Опять борюсь со своими желаниями, осознавая, что теперь зациклен на собственной студентке. И это так паршиво. Я не готов. Не готов, черт возьми, бороться!
Вот только едва она прощается с подругами, я отталкиваюсь от места и следую за ней, как окаянный. Все еще не знаю, о чем буду говорить, но иду. Шаг за шагом становлюсь ближе к девчонке, в чьих глазах видел бездонную пропасть. Понимаю, что утону в ней, и все равно иду.
Уже возле дома, к которому она направляется, подумываю ее окликнуть, но двое раздолбаев вываливаются на улицу и со свистом провожают мимо прошедшую Валевскую.
Стискиваю зубы и подхожу к уже закрытой двери. И как теперь быть?
— Эй, мужики, — кличу пьяную быдлоту, закурившую неподалеку сигарету. — Я ключи, кажется, потерял. Не откроете дверь.
Они оба прищуриваются, переглядываются и выдают:
— А ты точно из наших?
— Да, из сто восьмой.
— Опана! — Ржет один из них. — Олькин хахаль, что ли? Так твоя баба ушла только что с подругой. Андрюхе яйца помяла и сбежала.
Делаю удивленное лицо.
— За что помяла?
— Так он не знал, что Олька занята. Еще и интеллигентом.
— Ему не хватает только этого. Илюх, как там Сергей говорил?
— Портмоне!
— Точно!
Они пьяно гогочут, а я жду, когда насмеются вдоволь и снова спрашиваю:
— Кхм, так вы дверь откроете?
Мужики снова прищуриваются. Один цокает языком, закатывает глаза и подходит. Я настораживаюсь, в любой момент ожидая подвоха, — не ровен час и под дых получу, — но он великодушно прикладывает магнитный ключ к домофону и говорит:
— Смотри, рогами косяк не задень.
Если бы он знал, насколько его слова верны, то, вероятно, еще раз загоготал бы. Но он только плюется под ноги и снова закуривает сигарету.
Оказавшись внутри, я ищу сто восьмую квартиру. Немного задерживаюсь перед дверью, жалея, что тоже не закурил, — успокоил нервы стоило бы до того, как зашел, — но устав заниматься фигней и торчать на лестничной площадке, жму на звонок. Один раз. Второй. Третий. Уже переживаю, не ошибся ли дверью. Однако вскоре она приоткрывается, и оттуда выглядывает Валевская с полотенцем на голове.
— Станислав Юрьевич? — большие испуганные глаза застают меня врасплох.
Я втягиваю воздух в легкие, окидываю ее взглядом и замираю, заметив на Нике свою футболку с очень знакомой эмблемой нашей лаборатории на груди.
— Не понял, — произношу на выдохе.
Глава 27. Наваждение
Вероника
Меньше всего в это время я ожидаю увидеть Графа. Под конец вечера он и вовсе забывается. Но реальность такова, что мой куратор стоит перед дверью и не сводит с меня глаз. Точнее со своей футболки. Которую я взяла без спроса. За-ме-чательно!
Это именно то, что мне нужно было в одиннадцать ночи — провалиться сквозь землю от стыда и угрызения совести.
— Я все объясню, — жалобно произношу, все сильнее испытывая вину.
Станислав Юрьевич переводит взгляд на мое лицо и неожиданно улыбается: с насмешкой, но такой доброй, что меня вконец одолевает растерянность.
— Тебе идет. Поговорим?
Не зная, куда деть глаза, я приглашаю его войти. Тут же замечаю, что на мне нет штанов, охаю и, прежде чем уйти, снова ловлю на себе потемневший взгляд.
— Проходите. Я пока оденусь.
Спрятавшись в своей комнате, я опускаюсь на корточки и закрываю лицо ладонями. Как можно так попасться? Что он обо мне подумает? А если потребует футболку обратно? Наверное, так будет правильно. Все же она не моя. С другой стороны, я имею право отказать и предложить купить новую, ведь это единственная вещь, которая напоминает мне о нем.
Я натягиваю штаны, разматываю полотенце и, слегла осушив им волосы, выхожу в коридор. Станислав Юрьевич стоит здесь же, задумчиво смотря на ковер. Как только я появляюсь, он вновь изучает меня, ласкает взором фигуру, спрятанную под свободной одеждой, но для него нет преград. Он будто знает, что именно под ней спрятано, видит насквозь мои сокровенные желания, о которых никогда никому не рассказывают, храня их на задворках памяти до конца своих дней.
— Кажется, я стал привыкать к тому, что на тебе моя одежда. — Его губы снова растягиваются в полуулыбке, а в глазах мелькает искра. О, нет! Надо срочно сменить тему.
— Чай будете? Есть пирожные. Правда, с нормальным ужином вышел прокол. Я только вернулась, не успела…
— Вероника, не оправдывайся.
Он подходит ко мне и опять смотрит так, словно мечтает проникнуть в душу, узнать все мои тайны, обнажить их и использовать в коварных целях. Ощущение, будто передо мной вовсе не взрослый мужчина, а хулиган, которому только дай зеленый свет, и он натворит какую-то пакость.
— Вы голодны? — спрашиваю и тут же вспыхиваю от смущения. Он говорит: — Очень.
Произносит на выдохе, словно достает слова из глубин сердца.
— Станислав Юрьевич, вы меня пугаете.
Прячу взгляд, и уже через пару секунд слышу совершенно неожиданные слова.
— Извини, если напугал. Ты сегодня другая. Красивая. Особенная.
— Так вы голодны? — Вторая попытка оказывается более успешной, и наконец-то мне отвечают нормальным тоном. Не так, словно через пару мгновений прижмут к стене и лишат здравого головокружительным поцелуем, а спокойно. Впрочем, если бы между нами вспыхнули чувства, наверное, я была бы непротив. С другой стороны, на что тогда стали бы похожи наши отношения? Если мы их вообще обозначили бы.
Эти мысли немного отрезвляют, и я приглашаю его в кухню. В тишине ставлю чайник, достаю корзинку с печеньем, сразу решив прикупить завтра еще — стыдно истощать чужие запасы.
