– Как вы оцениваете вторжение на Танор?
– Безрассудство и глупость. Закон о невмешательстве ясно говорит о запрете подобных действий, но коммандером двигала жажда мести, и он наплевал на все законы.
– Если бы полковник не погнался за пиратами, могла бы произойти танорская трагедия? Погибли бы люди?
– Да, кто бы их тронул. Даже пираты обходят отсталые планеты стороны. Память о разгроме на Земле пятьсот лет назад в них еще жива.
– Еще вопрос, капитан Ярвинен. Против полковника Саттора выдвинуто обвинение в оскорблении и угрозах генералу Янсону. Известно ли вам что-нибудь об этом?
– Известно, господин прокурор. Многие на «Свирепом» знают об этих вызовах. Коммандер пользуется программой «Призрак», иногда «Потрошитель» и «Кровожадный упырь». Когда был недоволен приказами генерала, набирал его и изливал желчь.
Саттор сидел всё тем же каменным изваянием, но теперь его тяжелый взгляд не отрывался от Елены. Якоб под столом ткнул пальцем Георга в ногу, но тот, казалось, даже не заметил. Сидел и смотрел, уничтожая одним только взглядом, только капитан не спешила взглянуть ему в глаза.
– Гоша, выдохни, – шепнул Якоб. – Я сам жахну.
– Я любил эту мразь, действительно, любил, – глухо ответил Георг.
– Кого мы только не любим, – пожал плечами Стивенс. – Выдохни, а я немного поработаю.
– Если мы спросим о вызовах у других членов экипажа, он ответят правду?
– Нет, – уверенно ответила Елена.
– А под присягой?
– Если только под присягой, – она пожала плечами. – Я могу идти?
– Если у господина адвоката нет вопросов…
– Разумеется, есть! – жизнерадостно воскликнул Якоб, поднимаясь с места. – Вы позволите, господин судья?
– Свидетель ваш, господин адвокат, – кивнул тот.
– Благодарю.
Стивенс неспешно, даже красуясь, подошел к трибуне и мило улыбнулся Елене.
– Скажите, госпожа капитан, вы считаете себя хорошей военнослужащей? Вы знакомы с уставом, с правилами, с инструкциями.
– Странный вопрос, конечно, знакома, – передернула плечами Ярвинен.
– А уважение играет роль в воинском приветствии?
– Подобное нарушение позволит себе только хам и тот, кто не соблюдает субординацию…
– Я тоже так считаю, – согласился с ней Якоб. – Но заметьте, вы все эти признаки приписали полковнику, однако он приветствовал генерала, которого, как вы утверждаете, ненавидит, а вы, да и сам генерал отказали полковнику в этой почести. Так выходит вы солгали? Но в чем? В том, что вы хороший военный, или в том, что, хам – мой клиент? Если так ведут себя хамы, то как расценить ваше пренебрежению к уставу? Или это школа генерала Янсона, который позволяет себе пренебрегать приветствием подчиненного? Но если он пренебрег приветствием младшего по званию, то почему вы проигнорировали старшего?
– Господин судья, я протестую! – прокурор поднялся с места, и Якоб обернулся к нему.
– Чему вы протестуете, господин капитан? Вам знаком устав, а вот госпоже Ярвинен – нет. И если она плохо знакома с уставом, то как может оценивать действия своего командира?
Елена порывисто встала, стол громко скрипнул по полу, и она козырнула Саттору.
– Вы отдаете честь мне, капитан? – изумился адвокат. – Помилуйте, я гражданское лицо, и подобных почестей мне не нужно.
– Я приветствовала полковника… – лицо женщины уже было пунцовым.
– Но смотрели на меня. Разве не полагается смотреть на того, кого приветствуете?
– Господин адвокат, у вас странные вопросы, еще немного, и я приму протест прокурора, – произнес судья.
Стивенс развернулся к нему.
– Простите, господин судья, я не военный человек, вы носите погоны и знакомы с уставом. Скажите мне, это личный интерес, как расценивать выходку капитана Ярвинен? Неуважение или пренебрежение?
– Какое это имеет отношение к делу, господин Стивенс? – спросил судья.
– Прямое, господин судья, – Якоб сложил пальцы домиком и склонил голову. – Госпожа капитан вышла сюда, как представитель обвинения, она дает показания, уверенно и четко, должен признать, но если мы наблюдаем такое отношение к полковнику, то здесь ощущается личный мотив. А если есть личный мотив, то можно ли безоговорочно верить характеристике данной коммандеру Саттору?
– Вы на что-то намекаете? – полюбопытствовал судья.
– Никаких намеков! – воскликнул Стивенс. – Я говорю прямо, что моего клиента и капитана Ярвинен связывали близкие отношения. Очень близкие.
– Это чушь! – вдруг на высокой ноте воскликнула Елена.
– Правда? – удивился Якоб. – Тогда откуда такие заверения, минуту, я процитирую: «Если вбил себе что-то в голову, то разумных доводов уже не слушает». Скажите, госпожа капитан, с чего такие выводы? Вы имели наглость что-то советовать своему командиру? Возможно, обсуждали его приказы? Выражали несогласие? Или на «Свирепом» все, кому не лень, имеют смелость приходить к коммандеру и указывать, что ему делать? Вы не только проявляете неуважение к старшему по званию, но и не соблюдаете субординацию? Кажется, недавно вы именно в этом обвиняли полковника. Выходит, в собственных грехах?
– Я знаю устав! – с отчаянием и злостью воскликнула Елена. – Я соблюдаю субординацию!
– Тогда на чем основаны ваши утверждения? Откуда можете вы, капитан лингвистической службы, знать о том, что творится на командной рубке? Как вы можете утверждать со всей ответственностью о том, чему никак не можете быть свидетелем?!
– Черт, да! Да, мы были любовниками! – выкрикнула Ярвинен. – Саттор…
– Полковник Саттор, – поправил ее дотошный Якоб.
– Полковник Саттор делился со мной, потому я знаю больше, чем мои коллеги по лингвистической службе, и прочим службам, далеким от командования.
– Выходит, ваш мужчина, доверяя вам, высказывал какие-то свои мысли, поверял, что у него на душе, а вы теперь предаете его? За что? Что вам такого сделал коммандер?
– Протестую! – снова поднялся на ноги прокурор. – Личные отношения капитана и полковника не имеют отношения к делу.
– Господин адвокат, поясните, куда вы клоните, – попросил судья.
– К тому, господин судья, что за любым предательством, касаемо то Родины, или близкого человека – всегда есть мотив. Месть, корысть, повышение по службе. Ради этого можно ведь сказать и то, чего не было, и даже кое-что утаить под присягой, что нам наглядно продемонстрировала капитан Ярвинен. Я хочу узнать мотив.
– Хорошо, продолжайте допрос, – кивнул судья и объявил: – Протест отклоняется.
– Благодарю, – поклонился Якоб и повернулся к Елене: – Итак, вернемся к моему вопросу, госпожа капитан. Что же сделал вам такого ужасного полковник, что вы разорвали с ним отношения и подали рапорт о переводе? Не прислушался к вашему мнению, что вы недавно вменяли ему в вину? Или нечто совсем ужасное? За что вы хотите не только добиться разжалование вашего бывшего командира, но и его заключения, будем честными, до конца жизни. Если, конечно, гибель мирного населения не приведет его к смертной казни.
