Он ничего этого не сделал. Слишком было жаль себя, слишком упивался собственным горем и завистью. Наверное, в то мгновение он ненавидел своего побратима и даже ждал, что тот попадет в немилость из-за своего посредничества.
— Да, я хотел, чтобы лиор разочаровался в своем любимце, — вдруг понял свое бездействие Тиен.
Именно поэтому он остался в стороне и в ту ночь, и после нее. Сначала ожидал неприятностей для Кейра, потом опасался признаться, что также имел невольное касательство к смерти господина. А еще не хотел, чтобы Райверн вернулся…
— Я просто хотел быть счастливым, — вновь прошептал высокородный.
«Неплохая плата за счастье, брат. Моя честь и моя жизнь — это такая мелочь! Родной отец мечтает заполучить меня, чтобы повесить на стене родового замка. Али поклялась вырвать мне сердце. Меня презирают все вокруг, зато теперь ты, наконец, избранник… только вот чей? Где твоя невеста, Тиен? Где твои богатые покои? Где всеобщее уважение? Теперь ты… предатель!».
— Но я ее не предавал!
«Как и я, мой друг, как и я».
— Архон! — взвыл Дин-Таль и вновь устремился вперед.
Куда, он не знал, но надеялся, что голос, звучавший в его голове, утихнет и даст ему собраться с мыслями. Риор стремительно вышагивал по темным улицам, не обращая внимания на дождь и лужи. Он не хотел вспоминать, не хотел задумываться о прошлом. Хотел найти союзников, найти Альвию, и чтобы всё стало так же, как и было. Только бы разобраться, кому можно верить, и тогда многое станет проще. А еще понять, куда исчезла лиори. То, что стяг приспущен — хороший знак, значит, тела нет. А раз нет, выходит, Тайрад не получил свою добычу, иначе бы Эли-Борг был уже погружен в траур. Но боржцы ждут свою госпожу, надеются на ее возвращение, и заговорщики так же далеки от своей цели, как и до свадьбы маленькой дряни и племянника Эли-Харта.
Но куда она могла деться? Если бы обладала свободой, Альвия уже вошла бы в Борг и вытрясла душу из предателей. Однако стяг приспущен, потому что Перворожденная так и не объявилась в своих чертогах. Держать ее в узилище толку нет, потому что это мешает взойти на трон ставленнику ублюдка Эли-Харта. Им нужно только тело. Ни Тайраду, ни его шавкам, ни тем более боржцам нет смысла скрывать лиори. Ранена и отлеживается у какого-нибудь отшельника-ведуна? Но по слухам, которые успел уловить адер, уже не осталось и пяди земли, где не побывали бы поисковые отряды, даже за границей Эли-Харта. Тогда кто мог увести и скрыть Альвию? Кому это может быть нужно?
— Нет, — вдруг выдохнул Тиен, сраженный догадкой. — Только не он…
Кейр не забыл Альвию, это Дин-Таль ясно увидел во время его посольства. Более того, оглашение имени избранника причинило ему боль, вывело из равновесия до той степени, когда Райверн перестал себя контролировать. Он ничего не забыл, за все восемь лет не нашел утешения. И тот взгляд на лиори, который перехватил адер, в нем было столько тоски и неутоленного голода… Значит, изгнанник мог перехватить желанную добычу и скрыть у себя, чтобы заполучить то, что считал своим по праву. И чем грозит Перворожденной такой плен? Бесчестьем? Насилием?
— Боги, — гулко сглотнул риор.
И вдруг в воспаленном сознании Тиена Дин-Таль мелькнула другое воспоминание, совсем свежее — разгромленные покои лиори. Когда бы Альвия позволила себе такую бурю эмоций? Когда она настолько забывала себя, что обнажала чувства перед подданными? И оглашение имени избранника… Она хотела это сделать, пока Кейр рядом. Знала, как причинить ему боль, и ударила со всей изощренной жестокостью. И удар достиг цели, проник в самое сердце, вновь раздув так и не угасшую агонию. Что бы ни чувствовала Альвия, как бы ни называла Кейра, но она всё еще помнила его.
И разве он, Тиен Дин-Таль, не знал этого? Разве не ощутил он яростного укола ревности, взирая на поверженного соперника с высоты трона лиори, когда тот вошел в тронную залу? И ревновал всё то время, пока Райверн находился в замке, опасаясь в этом сознаться даже себе самому. Кажется, адеру только сейчас открылось то напряжение, в котором он находился в те дни.
«Сколько длилась твоя охота?».
— Я заслужил ее расположение, — прошептал Тиен.
«Она сильна и телом, и духом, но даже ей нужно плечо, на которое она могла бы опереться и перевести дух».
— Четыре года — не пустой звук…
Но еще утром перед появлением послов Эли-Харта она была холодна со своим любовником.
«Я не люблю тебя, Тиен».
Еще и приказ жениться, а потом вдруг неожиданный поворот… после встречи с Кейром наедине. А затем прилюдное оглашение намерений лиори, которая все восемь лет тянула с выбором, хотя это было необходимо риорату. И это упрямое желание, чтобы хартии были приглашены на торжественную трапезу и могли засвидетельствовать имя избранника. Она так хотел уничтожить своего бывшего возлюбленного…
— Бывшего?
Мужчина ожесточенно мотнул головой, отгоняя неожиданное подозрение. Нет-нет, от былых чувств не осталось ничего, кроме горстки горького пепла. Альвия не простит изгнанника, ни за что и никогда! Он стал причиной смерти ее отца, и этого лиори не забудет. Она скорей перегрызет глотку Кейру, чем окажется в его объятьях! Но воображение уже рисовало другую картину, и жаркие стоны, которые так хорошо знал любовник лиори, теперь могли литься сладкой музыкой совсем для другого мужчины…
— Ну, хватит! — гаркнул Дин-Таль, пытаясь прервать череду образов чужого совокупления.
— Да мы еще и не начинали, — вдруг послышался низкий голос, в котором звучали самоуверенность и насмешка.
Адер стремительно обернулся. Его взгляд давно привык к темноте, и две тени он разглядел сразу. Они подступали, уверенные в своем превосходстве. В руке одного из головорезов был сжат нож, тусклый отсвет лезвия мелькнул в свете, лившемся из окон двухэтажного дома, рядом с которым остановился Дин-Таль.
— Деньжат не завалялось? — спросил первый головорез.
— Так ведь не скажет, — хмыкнул второй.
— Тогда сами поищем, — жизнерадостно сообщил первый, и риор ощерился:
— Как же вы вовремя, парни, — произнес Тиен, уже предвкушая возможность сбросить напряжение и дурное расположение духа.
Он рванул застежку промокшего насквозь плаща, слишком большого и тяжелого, чтобы дать свободу движениям. Отбросил прочь без всяких сожалений, риор вообще сейчас был не склонен к осторожности и сожалениям. Ему всего лишь нужно было выместить на ком-то свою ярость. И если уж добыча сама шла в руки, то не было смысла отказываться от нее, и адер Эли-Борга первым рванул навстречу головорезам.
Они были воспитаны улицей, умели убивать и калечить, но их противником был не случайный бродяга. Риор, обученный лучшими наставниками риората, успевший побывать в двух войнах, он сразу выбрал себе цель. Набросился на головореза с ножом, выбил опасный клинок, и ночь огласил хруст ломаемой кости, а следом рев душегуба. Он упал в грязь и теперь баюкал сломанную руку.
