— Верно, хозяин, — кивнул второй всадник.
— Я не спрашивал твоего одобрения, Тьенер.
— Простите, хозяин.
Риор оглядел свой отряд и зычно крикнул:
— Отправляемся! — и погоня, прерванная на розыск следов, возобновилась…
Одинокий костерок не разбивал темноту, лишь скрадывал ее малую толику. Слишком малую, чтобы осветить расстояние больше, чем в два-три шага. За этой неверной подрагивающей гранью начиналась ночь. Трое путников сбились ближе к огню и честно пытались уснуть. Опасаться им было нечего, на вершине Рыжего хребта не водились хищники, все они остались внизу, в Лисьем распадке. А здесь, где свободный ветер пел песню среди нагромождения серых камней, самым страшны было подхватить простуду. Однако высокородному риору и той, в чьих жилах текла кровь правителей, опасаться было нечего, разве что замерзнуть. А вот их спутнику холод мог навредить, поэтому ему достались плащи высокородных, и к огню положили именно его, и все-таки Савер продолжаться содрогаться всем телом, время от времени постанывая, то ли от холода, то ли от дурных снов.
— Савер плохо выглядит, — заметила Альвия, задумчиво глядя на прислужника. — За этот переход он совсем сдал.
— Угу, — промычал Райверн и сел, скрестив ноги. — Ворчал больше обычного раз в десять. И взгляд… Заметила его взгляд?
— Злой, — произнесла лиори, подбросив в огонь сухую ветку, одну из тех, что путники прихватили еще внизу. — Он смотрит на меня с ненавистью.
— Разве? — Кейр перевел на нее удивленный взгляд. — Я не видел ненависти. Тоску видел. Он больше похож на приговоренного к смерти.
— Я пару раз оборачивалась к нему, — Альвия передернула плечами. — Если бы взглядом можно было убить, у меня бы в груди уже была дыра величиной с яблоко. Странная перемена. Еще два назад, я бы сказала, что он измучен переходом, а сегодня, что его раздражает мое присутствие, и он бы с радостью избавился от меня.
— Глупости, — отмахнулся риор, но вдруг подобрался. — Подожди, Али, что ты хочешь сказать? Что я не знаю своего прислужника? Да Савер кроток, как котенок, честен и отзывчив. Языкаст и нагловат — это, да, ну так, каков хозяин, таков и слуга.
— Я видела Савера раньше, и вижу сейчас — это не тот, кто вышел из Одела, — Перворожденная растянулась на своей жидкой лежанке. — Отец научил меня замечать перемены в поведении людей еще в отрочестве. Так я определяла, кому есть что скрывать.
— И как же ты не заметила готовящегося заговора? — язвительно усмехнулся Кейр.
Альвия усмехнулась, глядя в ночное небо.
— Сложно заметить то, что стало данностью, — ответила она и прикрыла глаза. — Заговор родился не год и не два назад, он процветает многие годы, и восемь лет — это минимальный срок, который я ему отвожу. Но, уверена, все началось намного раньше, еще когда отец отказал Эли-Харту в его сватовстве. Хотя, зная Тайрада, он мог особенно и не рассчитывать на согласие. И значит, подбирался к моему роду уже тогда. Тебе не кажется сейчас подозрительным, как быстро исчезли мои дяди и кузены? Последние погибли на войне уже при моем правлении. Меня защищали многие, но первыми пали именно они. Теперь мне это не кажется случайностью. Тайрад целенаправленно убирал всех, кто мог закрыть ему дорогу к трону. Но мы сейчас говорим не о заговоре и Эли-Харте, мы говорим о Савере. И его поведение сильно изменилось за то время, что мы в пути. Я понимаю, что он твой прислужник и доверенное лицо, потому сложно увидеть дурное, проще объяснить усталостью, и все-таки. — Альвия села и посмотрела в глаза риору. — Ты ведь должен был стать моей правой рукой. Не только мужчиной, чье семя породит жизнь в моем чреве, но и первым из советников. От своих советников я требую руководствоваться только рассудком и здравым смыслом, не допуская душевных терзаний и сомнений, вызванных добрым отношением к кому-то. Итак, риор Дин-Кейр, что вы можете мне сказать?
Райверн усмехнулся, но условия игры принял, не став язвить и вздыхать. Он отогнал горечь от слов Альвии, вызванные мыслью, что это уже утерянное прошлое.
— Я готов ответить, Перворожденная, — произнес он, склонив голову. После бросил взгляд на спящего Савера и поджал губы, собирая воедино все примеченные ранее странности, замеченные за прислужником, после заставил себя увидеть, чего не желал замечать из-за привязанности к самому преданному человеку, который когда-либо был рядом: — Савер Андар. Простодушным его не назовешь, это умный человек, который может быть коварным. Впрочем, коварство — это не постоянная составляющая его натуры, скорей вынужденная, когда обстоятельства заставляют думать и изворачиваться. Но в больше степени он все-таки мягкий и добродушный. Имеет бойкий язык, но знает, когда заканчивается грань, за которой веселье его хозяина заканчивается и начинается недовольство. Упорен в достижении цели. Несмотря на уже не юный возраст и худощавое сложение, достаточно вынослив, что доказал ни один раз. Хороший исполнитель, хороший охранник, верный друг. Все это я наблюдал годы служения Савера мне. — Альвия величественно кивнула, принимая слова риора. И это не было игрой, но привычкой, устоявшейся за годы правления. Это была лиори Эли-Борга, и она действительно выслушивала новоявленного советника с вниманием и одобрением. Райверн невольно расправил плечи, но опомнился и усмехнулся, однако тут же продолжил с прежней серьезностью: — Что изменилось за время этого путешествия? Савер ослаб. Это первое. Кажется, будто он состарился разом лет на двадцать. Задыхается, часто отстает, хотя идем мы неспешно. Стал замыкаться в себе. Раньше, если он имел какие-то соображения, то делился ими, теперь же из него слова не вытащишь. Побледнел, осунулся, часто хмуриться и прикрывает нос рукой, словно чувствует дурной запах. Стал ворчлив, в последние дни сверх всякой меры. Да, пожалуй, его высказывания стали злыми, правда, они касаются случайных встречных, словно он изливает на них желчь, чтобы не сорваться на нас. Что еще?
— Мерзнет, — произнесла лиори. — Погоды еще не холодны, мы в постоянном движении, но Савер дрожит порой так, что его зубы выбивают дробь.
— Верно, — кивнул Райверн. — Мерзнет и вправду часто, последнее время почти постоянно.
— Есть кое-что еще, — с явным намеком произнесла Альвия. — Ты должен был это заметить.
Кейр нахмурился, потер лоб, пытаясь понять, о чем говорит Перворожденная, и вдруг понял:
— Приступы, — воскликнул он и прикрыл рот ладонью, но прислужник лишь пробормотал что-то непонятное и снова засопел. — Все это происходит приступами. То он бодр и легко отвечает на шутки. Вновь услужлив и полон заботы. А то вдруг замыкается в себе, трясется и дышит через раз. Именно в эти приступы он становится ворчлив и раздражителен.
— Верно, — согласно кивнула Альвия. — Именно. Я тоже назвала бы это приступами, и чем дальше, тем чаще они происходят и дольше тянуться. И мне вот что подумалось — как гончие влияют на людей? На простых людей, в чьих жилах не течет кровь высоких родов? Мы можем не замечать с тобой этого влияния, а Савер ощущает их близость.
Кейр задумался. Он побарабанил пальцами по коленке, мотнул головой, откинув назад волосы, брошенные ему в лицо порывом ветра, и уверенно ответил:
