Временем их охоты была ночь. С рандирами не связывались и волки, даже если их стая превышала семью извечного врага. Зато рандиры охотились на всех, в ком текла кровь. Грызуны, хищники, люди — им было без разницы. Для этих тварей еда оставалась едой, какие бы размеры не имела, и на скольких конечностях бы не передвигалась. Отловить, порвать и сожрать, и никакого страха. Именно это их отчаянное бесстрашие… или безумие, делало рандиров самыми опасными тварями. И еще стоило подумать, кого опасаться больше: бесплотного духа с болот или зубастых зверей, готовых сожрать: и лошадь, и всадника.
— Оружие наготове, — приказал риор. — Через одного. Первый дает огонь, второй поджигает стрелы.
— От духов огонь не поможет, — негромко заметил Тьенер.
— Дурак! — от души обозвал прислужника Брайс. — В Архон твоих духов, здесь водятся рандиры. Будьте внимательны.
Кто-то охнул. Риор услышал, как скрипнула оттянутая тетива, глухо стукнулись друг о друга древки стрел в колчане.
— Хозяин, — Тьенер подъехал ближе. — Арбалетный болт прошибает их шкуру.
— Знаю, — буркнул Вайриг, — но за раненного сородича мстить могут, а огонь их прогонит.
— Так и лес спалить можно, — донеслось до них негромкое ворчание следопыта.
Риор полуобернулся, но болтливого смерда не увидел.
— Напомни, чтобы по возвращении я не забыл его выпороть, — велел Дин-Брайс.
— Да, хозяин, — кивнул прислужник.
Тьенеру рассказы следопыта тоже не нравились, меньше всего ему хотелось снова выслушивать легенду, из-за которой он в детстве просыпался в холодном поту несколько ночей подряд, а потом даже в родном лесу не мог спокойно ходить на болота за кислыми ягодами, за которыми гоняла мать. А сейчас, когда они были именно там, где все произошло, вспоминать о болотных духах было… кощунством. Да кто вообще рассказывает такие история в месте, где можно встретить нечисть, еще и ночью?! И прислужник непременно прикрикнул бы на следопыта, если бы не опасался, что его поднимут на смех. Да и от хозяина выслушивать брань и угрозы тоже не хотелось, потому Тьен промолчал, хоть и костерил в душе всех пустомель вместе взятых.
Сколько уже они продвигались по распадку? Понять было непросто. Небо, видневшееся в просветах между кронами, окончательно почернело. Иногда можно было увидеть одинокую звезду, наблюдавшую сверху на людьми, продолжавших пробираться между деревьями. Филис зябко поежился и покрепче сжал лук, с наложенной на него стрелой. Паренек готов был натянуть тетиву, как только появится опасность, но лес продолжал шуметь листвой, где-то время от времени вскрикивала ночная птица. Ни теней за кустами, ни треска задетой ветки, ни шороха травы не было слышно. Казалось, что Лисий распадок — самое мирное место, какое только могли создать Боги.
— А ведь мы уже в чаще, — заметил следопыт. Он приподнял факел, вглядываясь в темноту. — Да, точно. Вон, Фил, видишь каменюку? На клык похожа.
Паренек присмотрелся и заметил неподалеку огромный камень, поросший мхом. Он был заострен кверху и вполне мог сойти за клык, потерянный огромным зверем. Филис кивнул, подтверждая, что рассмотрел, и следопыт продолжил:
— Этот камень Лисьим ухом называют. Ну, вроде как то самое, потерянное каменной лисой. Хотя я бы назвал зубом, для уха маловато будет. Это ты сам увидишь, когда из распадка выезжать будем.
— Дядя Гирен, а болото где? — спросил юноша, бросив боязливый взгляд в сторону.
— Впереди, — ответил следопыт. — Не добрались еще. Только оно все равно в стороне будет, мы к нему не доедем.
— Ну и хорошо, — с явным облегчением кивнул Филис. — Жуть, как не хочется с нечистью встречаться.
Ратник, до этого участвовавший в разговоре, хмыкнул и махнул рукой. Если парню хочется трястись, наслушавшись сказок, пусть трясется. Наличие в этом лесу рандиров мужчину волновало больше, чем выдумки про мертвецов, выходящих из болота. Зубастых тварей не выдумывали, они жили здесь издавна и загубили ни одну душу. А уж чего воину не хотелось, так это оказаться в утробе зверя и остаться после его дерьмом на земле. Не о такой смерти он мечтал, нанимаясь к риору. Да и вообще не мечтал о смерти. О деньгах и сытом брюхе, да, а о смерти не желал даже думать, потому рассчитывал застать рассвет живым и невредимым.
Мужчина бросил взгляд наверх, но Рыжий гребень, кончено, не увидел. Он тесней закутался в плащ и втайне позавидовал беглецам. Если они все-таки там, то сейчас спят, не думая ни о рандирах, ни о духах, ни о том, что устали и хотели бы слезть с лошади и размяться. Ратник бросил взгляд на хозяина и пожелал тому, чтобы он свалился с коня и свернул себе шею, тогда бы можно было повернуть назад, убраться из леса и завалить спать вне Лисьего распадка. Но риор не спешил самоубиться, он крепко держался в седле, и воин подумал, что жеребец сейчас, наверное, мечтает о том же, о чем и он.
— Взбрыкнул бы что ли, — прошептал ратник. Его товарищ, ехавший впереди, обернулся и согласно кивнул. Они все устали от этой бесконечной погони, пусть она длилась не больше двух с небольшим днем.
Огненная змея заползла еще глубже в лес. Все чаще слышались зевки и недовольное тихое ворчание. Кто-то уже начал клевать носом, и ратники, заметившие, что их товарищ склонил на грудь голову и вот-вот выронит из ослабевшей руки факел и приготовленный лук, негромко окрикивали соню, и тот, вздрогнув, распрямлялся и ожесточенно тер лицо, прогоняя дремоту.
— Стой! — окрик Дин-Брайса взорвал умиротворенную тишину леса так неожиданно, что лошади, ехавшие позади, испуганно дернулись. — К оружию!
Только сейчас до людей донеслось глухое рычание за кустами. Жеребец риора взвился на дыбы, и тот, отчаянно бранясь, пытался удержать скакуна, готово сорваться с места.
— Духи?! — испуганно вскрикнул Филис.
— Хуже, — ответил ратник, натягивая тетиву, — рандиры.
И, словно желая подтвердить его слова, из кустов высунулась светлая оскаленная морда с черными, как угли, глазами.
— Боги, страсть-то какая, — выдохнул паренек.
— Ты еще его всего не видел, — ответил следопыт, подсовывая факел. — Зажигай, Фил.
Риор развернул жеребца мордой к своим людям, Тьенер последовал примеру хозяина, и паренек, макнув стрелу в маленький сосуд, притороченный к седлу, замер, так и не донеся ее до факела следопыта:
— Дядя Гирен, почему высокородный развернулся?
— Рандиры нападают на последних, — вместо следопыта ответил ратник. Наконечник его стрелы уже пылал маленьким факелом. — Слабые идут последними — это закон зверья. Риор первый, значит, самый сильный, на него кинутся в последнюю очередь, а вот мы для этих тварей что-то вроде больных, стариков и увечных.
— А почему медлишь?
— Надо понять, где их семейка, — ратник бросил на Филиса сердитый взгляд. — Не болтай, малец, у нас мало времени. Лучше смотри в оба.
— А где семейка…
