— До тракта осталось меньше часа ходьбы. Там мы поравняемся в Сухим озером, перейдем его и вновь скроемся от случайного взора. Тебе лучше надеть юбку и отдать меч.
— Ближе к тракту, — кивнула лиори.
Райверн не стал спорить. Он сосредоточился на Савере, пустыми разговорами не давая тому погрузиться в свои размышления.
Помогало это или нет, пока сказать было сложно, но прислужник вновь немного оживился и даже выдал несколько острот, споря со своим хозяином. Альвия шла впереди, и о чем сейчас думала, понять было невозможно. Кейр бросал на нее короткие взгляды время от времени. Он увидел, как лиори вдруг рванула завязки плаща, словно ей стало трудно дышать, после откинула назад голову и что-то произнесла, но расстояние и болтовня Савера не позволили расслышать.
Риор ощутил тревогу. О чем думала Перворожденная? Куда занесло ее в размышлениях, и чем они вызваны. Сейчас, когда хрупкий, но все же мостик протянулся между ними, Райверну до крика не хотелось упускать ни мгновения, позволяя непрочной связи разрушиться. Он бы с радостью догнал Альвию и заставил вновь вступить в перепалку, пропитанную легкой иронией, однако остался рядом с Савером, решив, что это сейчас важней.
Кейр усмехнулся неожиданной мысли: он вновь разрывался между любимой женщиной и другом, доверие которого терять не хотелось. Когда-то он выбрал любовь, и друг всадил в спину нож. И сейчас происходило нечто подобное, только нож должен был влететь в женскую спину, и отнюдь не метафорический, а самый настоящий, из стали. Только этим ножом друг мог сразить всех их разом, и значит, стоило выбрать друга, чтобы удержать его от поступка, к которому его упорно подталкивает далекий колдун.
Странная штука — жизнь. Когда кажется, что удача повернулась к тебе лицом, за плечом уже маячит злобные призраки беды и разочарования. Возможно ли вообще полноценное счастье без оглядки и опасений? Или же оно только греза, рожденная слепой надеждой и наивной верой? К сожалению, изгнанник этого не знал. Его судьба не особо жаловала, и счастье было для него случайным гостем. И все-таки он был рад этой изменчивой грезе, и терять ее не желал, хоть и был готов к этому.
— Али, — не выдержал риор, воспользовавшись коротким затишьем в беседе с Савером. Она обернулась, и Райверн отметил сосредоточенный взгляд лиори, ее плотно поджатые губы и нахмуренные брови.
— Что? — голос Перворожденной отдал хрипотцой.
— Мы почти дошли, пора переодеться.
Он не был уверен, насколько близко тракт, но хотелось сказать хоть что-то, чтобы привлечь ее внимание и вырвать из омута тяжелых и опасных размышлений. Альвия кивнула. Она дождалась, когда мужчины дойдут до нее, забрала у Райверна мешок и вытащила оттуда свою юбку. После отдала риору меч, ни разу не взглянув на него и не произнеся ни слова.
— Али… Что случилось?
— Все хорошо, — тускло ответила она. — Я готова продолжить путь.
— О чем ты думала? — напряженно спросил Кейр, но Перворожденная лишь криво усмехнулась, отрицательно покачала головой и опять ушла вперед. Риор беспомощно вздохнул: — Али…
Савер, казалось, не слушал высокородных. Он вытянул шею и произнес:
— Вроде и вправду тракт рядом.
Теперь прислушался и риор. Ветер донес до него отзвуки человеческих голосов и ржание лошади. После кивнул и, прибавив шаг, догнал Альвию. Савер поспешил следом. Кейр сунул ему перевязь со своим мечом, прицепил на пояс клинок лиори и выдохнул, успокаиваясь. Все вопросы и доводы потом, сейчас им нужно пересечь проезжий тракт, не привлекая к себе внимания.
— Нам придется немного пройти среди повозок и случайных попутчиков, — обратился Райверн к Альвии. Им уже приходилось проходить среди людей, и лиори знала, как вести себя. Риор знал об этом, но ему хотелось заговорить с ней и услышать ответ.
— Хорошо, Райв, — Перворожденная слабо улыбнулась и вдруг пожала его руку, прошептав едва слышно: — Прости.
— За что? — Кейр удивленно приподнял брови.
— Все потом, — ответила она и отодвинула рукой пожелтевший кустарник. — Тракт.
Изгнанник досадливо поджал губы, но расспросы прекратил, только бросил еще один встревоженный взгляд на лиори. После выдохнул и шагнул на широкую каменную дорогу. Альвия вышла следом за ним, сразу скромно потупив взор. Так она будет идти, ни с кем не заговаривая до тех пор, пока путники не пересекут тракт и не сойдут с него, чтобы вновь затеряться среди деревьев и кустарников. Савер чуть отстал от хозяина и Перворожденной, как и должно любому прислужнику.
Он окинул взглядом дорогу и отметил ее оживленность. Это было неудивительно, на другой стороне через Пропасть туманов стоял большой город Рейк. Через Пропасть тянулся огромный каменный мост со сторожевыми башнями, в которых стояли городские стражи. Беглецы должны были свернуть за два поворота до подъема на мост и пройти до Сухого озера — большой круглой поляны, где летом цвели голубые цветы — сумары. Из-за них это место и получило свое название, потому что когда по поляне гулял ветер, колыша сумары, казалось, что это волны бегут по глади голубого озера. Красивое место… Савер там бывал пару раз вместе со своим хозяином, когда лиор отправлял Дин-Одела в Рейк.
А сейчас цветы увяли, их время прошло. Летом, конечно, расцветут вновь, но Савер их больше не увидит, потому что он навсегда покидает Эли-Харт. И его хозяин тоже не увидит, потому что он стал предателем. Ему больше нет места в горном риорате, как нет места в Эли-Борге, в Эли-Ториан, в Эли-Рохте и всех прочих риоратах. Только смерть. Предателей всегда ждет смерть, и союзники Альвии и Тайрада не примут изгнанника, не укроют его, не дадут кров и защиту. А самое смешное, что враги одного из правителей становятся друзьями второго и наоборот, а значит, опасность для жизнь беглеца не исчезнет нигде и никогда. Только за переделами риоратов, вдали от законов Перворожденных. Но он не уйдет, останется ради своей проклятой любви. И всему виной Альвия Эли-Борг! Она и только она!
Стужа хлынула под кожу прислужнику, выморозила кровь, вонзила острые иглы в сердце, убивая в нем живое тепло, изгоняя доброту и сострадание. Мир вдруг поблек, стали тише голоса и животных. Они словно вязли в густом тумане, окружившем Савера. Он судорожно вздохнул, но воздух тоже загустел и никак не желал вливаться в глотку, вползал медленно и тяжело, обжигая гортань холодом.
«Виновна…».
— Что? — прислужник дернулся и оттянул ворот простого серого камзола.
На его лбу выступила испарина, неприятная, липкая. Она покрыла шею, спину, вспотели даже ладони.
«Виновна… Накаж-ши…».
Савер завертел головой, пытаясь найти того, кто нашептывал ему. Он обернулся к крестьянину, восседавшему на телеге, запряженной тягловой лошадью, и тот, указав кнутом на лиори, подмигнул и с его губ сорвалось:
«Она виновна».
Прислужник тяжело сглотнул и метнул взгляд на пешую пару. Мужчина, несший на спине тяжелый куль, ухмыльнулся, глядя на Савера, а его жена зашипела:
