— Он и Ройф, — судорожно вздохнув, добавил один из стоявших здесь риоров. — Но этот пес мертв, должно быть, господин убил его, и тогда Кейр закончил то, что не удалось его дружку.
— Райв? — потрясение оказалось столь сильным, что Олаф не сразу сумел принять новое известие. — Но ведь он же…
Взгляд советника уперся в черноволосую макушку склоненной головы уже лиори. Перворожденная сидела, сжав кулаки и не сводила взгляда с отца. Она уже справилась с рыданиями, только всхлипывала время от времени.
— Он умрет, отец. Райверн Дин-Кейр поплатится за то, что сотворил, — произнесла девушка тихо, но твердо. — Все, кто причастен к твоей гибели, они все умрут, один за другим. Я тебе это обещаю. Не прощу. Никого не прощу.
Дин-Бьен вдруг ощутил слабость и головокружение. Слова юной девицы, на чьи плечи от ныне легло тяжкое бремя власти, поставили окончательную точку, и осознание потери накатило на советника неотвратимой волной. Ему нужно было на воздух, хотя бы один глоток свежего воздуха! Покачиваясь, Олаф направился к дверям, и только тут заметил Тиена Дин-Таля, замершего тихой тенью у стены. На мгновение Дин-Бьен удивился, что делает здесь мальчишка? Но желания спросить не возникло. Олаф покинул покои господина, вышел на улицу и посмотрел на чистое звездное небо. Прохладный ветер коснулся разгоряченной кожи, и риор Дин-Бьен ощутил, как по его щекам покатились первые слезы. Он оперся рукой о стену, накрыл второй лицо, и плечи советника затряслись от короткого беззвучного рыдания…
— Уф, — выдохнул Олаф, смахнув с лица непрошеную влагу, ставшую неожиданным эхом воспоминаний.
Он откинулся на спинку кресла и закрыл глаза. Чушь! Все слова Дин-Таля чушь! Картина была ясна, доказательства неоспоримы. Райверн предал и убил господина, благоволившего ему. А Тиен попросту ощущает свою вину перед бывшим другом, потому оправдывает его. Именно так…
«Вам так тяжело отпустить веру этих лет и допустить, что Кейр такая же жертва, как и наш господин?».
— Хм…
Дин-Бьен вновь посмотрел на угли. Сомнений в вине Райверна не было, потому что все было очевидно. Картина складывалась предельно ясная: предатели вошли в покои лиора, пользуясь его доверием Кейру. Бриар оказал сопротивление. И пока он боролся с Ройфом, Кейр убил господина. Сразу после этого зашла Альвия и застала убийцу на месте содеянного преступления. Она напала на изменника, но тому удалось бежать при помощи неизвестного сообщника, который помог Райву перебраться в Эли-Харт под защиту своего хозяина. Короткое расследование это подтвердило. Правда, выяснить имя пособника так и не удалось…
Но слова адера внесли сумятицу в стройную версию убийства Перворожденного. Если ему верить, то зачем Кейр возвращался в Борград? Он должен был бежать со всех ног, потому что вина его была уже признана, участь известна, и даже родной отец поклялся уничтожить выродка, опозорившего славной род верных риоров. Зачем он возвращался, едва раны успели затянуться?
«Он был удивлен и раздосадован…».
— Ну, ладно, — Олаф поерзал, устраиваясь удобней, сжал ладонями подлокотниками и прищурился. — Попробуем посмотреть на все это с другой стороны. Если Таль прав, и Кейр оказался жертвой навета… Просто предположим, что это так, тогда…
Тогда настоящий предатель должен был входить в число приближенных риоров, обладавших особым доверием господином, чтобы знать, кого использовать, потому что Бриар явно не выделял никого из молодняка. А Ройф обратился именно к Кейру… Почему? «Ему подарили крылья». Переполненный долгожданным счастьем молодой мужчина, еще почти юноша. Он должен быть рассеян. В таком состояние влюбленный больше напоминает блаженного, его проще уговорить, проще использовать, потому что разум затуманен и хочется исподволь, чтобы все были так же счастливы, как и он…
К тому же лиор благоволил ему особо. Бриар ценил Райверна за то, в чем сомневался Олаф. Дин-Бьену младший Кейр казался пустым и легкомысленным, лиор был с этим не согласен. «Райверн всегда был любознателен и схватывал на лету то, что мне приходилось заучивать…». Значит, живой ум и сообразительность, что нельзя сказать о старшей Кейре. Но речь не о нем, а о него сыне. А еще лиор не ошибался в людях, он видел в них то, что не замечали другие. Мудрость господина была всем известна, и значит, Райверн Дин-Кейр казался ему достойным стать мужем Альвии, а уж к ней Бриар ни за что не подпустил бы пустого и легкомысленного, как первая ошибка юной лиори — Дин-Тьер. И Дин-Таля Перворожденный отверг из-за того, что не видел в нем помощника-соправителя, только доблестного служаку, верного воле своей госпожи. Как раз то, за что его ценил первый советник, но именно эти черты характера не позволили адеру принять самостоятельное решение, и он прибыл за помощью. А Кейр бы уже действовал… Это Олаф вынужден был признать.
Итак… Предателю лиор доверял, или же…
— Или он мог слушать беседы господина с доверенными риорами, — произнес вслух бывший советник.
А рядом с лиором мог находиться тот, кого к этому обязывала служба. Телохранители, прислуга, секретарь и помощник… Не так много, на самом деле. А еще случайный слушатель мог передавать полученные сведения шпиону Тайрада. Да, цепь можно растягивать до бесконечности, но изменник должен быть где-то по близости от Перворожденного.
— Хорошо, хорошо, — Дин-Бьен отмахнулся рукой он несуществующей мухи. — Предатель близок к лиору, что это ему дает?
Знание расположения постов ночной стражи, ее передвижение и время смены.
Юнцы, привезенные на охоту, этого не знали точно. Они видели охрану, которая стояла возле усадьбы и внутри, но посты имелись и дальше. Стража окружала охотничьи угодья. Туда молодые риоры не ходили…
— Архон, — бывший советник подался вперед: — Почему же я не подумал об этом тогда?
Потому что уверился в том, кто виновен и складывал на его голову проклятья. К тому же тягость тех дней была невероятно. Слезы придворных, причитания слуг, каменная маска на лице Альвии, казавшейся заледеневшим истуканом. Смерть ее матери. Это тоже сильно потрясло Дин-Бьена. Они со старшей лейрой Борг общались мало, постороннему мужчине не полагалось лезть к жене господина, но супруга лиора была дружна с лейрой Бьен, пока та не покинула Борг, чтобы родить их первенца. И все-таки Олаф испытал сильное сожаление, что угасла и эта свеча, еще связывавшая его незримой нитью с убитым другом. А Альвия…
Дин-Бьен вдруг осознал невероятное, он почти не приближался к лиори! Они встречались на Советах, в трапезном зале. Советник продолжал еще исполнять свои обязанности и являлся к Перворожденной, когда того требовала служба. Но никогда не возникало мысли прийти к ней, как друг отца, как человек, который хочет поддержать и помочь советом дочери потерянного друга. А ведь она осталась одна! Совсем одна. Ни мудрого отца, ни любящей матери, ни любимого мужчины. Только стенания и слезы окружающих. Только ее горе и непомерная тяжесть венца на юном челе.
— А мне казалось, что я помогал ей… — потрясенно прошептал Олаф. — Я был уверен…
