— Так пригласи меня, — рассмеялся Олаф. — И я с радостью последую за тобой, но только не в замок.
— Почему?
— И это я тоже тебе расскажу.
— Идем, — сварливо отозвался хозяин земель. — Приглашаю тебя в уже наш, судя по всему, охотничий дом.
— О, нет, Род! — Бьен поднял руки. — Пусть он останется твоим, мне с тобой наживать нечего.
— Наглец, — фыркнул Дин-Кейр, спешиваясь, и Олаф негромко рассмеялся.
До охотничьего дома в лесу, принадлежавшем роду Кейр, риоры больше не обмолвились ни словом, Родриг думал о том, что услышал, Дин-Бьен ему не мешал. Он знал на собственном опыте, как тяжело переосмысливать то, что уже въелось в кровь, как сложно признавать собственную слепоту и оплошность. А еще понимал, как тяжело отцу, проклинавшему родное дитя, понять, что он отвернулся от сына, когда тому более всего была нужна помощь и защита его рода. Впрочем, как бы ни хотелось оправдать мальчишку полностью, но толика его вины в гибели лиора имелась… И все-таки эта вина была не была настолько велика, чтобы отец отказался от сына, назвав того выродком и ублюдком. Однако осознание прошлого еще впереди, а пока пусть подумает, у Родрига Дин-Кейра впереди еще слишком много новостей, которые ему придется осмыслить и принять.
Олаф покосился на хозяина здешних земель. Родриг мало изменился, разве что уголки губ скорбно опустились вниз, да в глазах затаилась горечь. Ничего, прежний блеск истового служаки и воина скоро вновь зажжется во взгляде, нужно лишь преодолеть его врожденное упрямство, и тогда рать лиори получит один из острейших и вернейших клинков. Кейрам нужно прощение, Альвии поддержка и опора, и пока Перворожденная идет по своему трудному и долгому пути к дому, ее сторонники позаботятся о своей госпоже, как должны были заботиться все эти отнятые у них изменником годы.
Дин-Бьен возвел глаза к небу и коротко вздохнул, прося прощение у павшего друга за то, что оставил его дитя, уже в который раз. Странно, но Олаф уже не ощущал так остро своей вины за то, что предавался любовным утехам, пока убивали его господина. Теперь, все обдумав и осознав, бывший советник понимал, что невозможно предугадать всего, что может случиться в следующую минуту. И как бы ни было больно, но не человеку нести ответственность за решение Богов. Жаль было только, что они не разглядели гниль у себя под носом. Вот за это было стыдно. Но главное, за что не уставал себя корить Бьен, это за свое малодушие и бегство из Борга. За это он не уставал просить прощения Бриара, за это называл себя предателем и отступником. И оставалось надеяться, что покойный друг и господин когда-нибудь простит Олафа, и что его дочь не взглянет с презрением на риора, клявшегося защищать род Боргов.
— Мы все виновны, — тихо вздохнул Дин-Бьен. — Мы все бросили ее на растерзание мерзкой твари, травившей нас и ее ядом лжи. Хотя стоит признать, девочка сумела расправить крылья и взять бразды власти крепкой рукой даже в одиночестве. Только не должна она была остаться одна, не должна.
— Что? — Дин-Кейр обернулся и с недоумением взглянул на бывшего советника. Затянутый в омут размышлений, риор не сразу уловил смысл слов, произнесенных рядом.
— Мы оплатим свой долг, — продолжал Олаф, словно разговаривая с самим собой. — Кровью, потом, собственной жизнью, если придется. Клянусь в этом и пусть Боги будут мне свидетелями.
Родриг промолчал. Он был готов биться за Эли-Борг и за его правителей, и отдал бы свою жизнь за это, не задумываясь, но в этом он поклялся еще в юности отцу Бриара. Произносить громких слов и заверений Дин-Кейр не желал, а вот выслушать, что хочет ему поведать Бьен хотел все сильней, потому что увидел здравое зерно в уже произнесенных откровениях. Родриг не мог не согласиться, что его сын действительно не знал расположения стражей в поместье. Да ему и не было до этого дела, мальчишка был занят своей любовью, и за это ни раз получал от отца внушения.
— Хватит витать в облаках, — твердил риор Дин-Кейр старшему отпрыску. — Изгони из головы ветер, наполни ее здравыми мыслями и покажи господину, что ты достоин служить ему. Ты — Кейр, сын, Кейр!
— Ветру в моей голове было бы тесно, отец, — с улыбкой отвечал Райверн. — Там столько мыслей, что даже я не всегда могу в них разобраться.
— Пустомеля, — качал головой родитель и награждал свое дитя легкой затрещиной.
— Ну, вот, ты опять встряхнул их, — с укором говорил младший Дин-Кейр, потирая затылок, — а я только сумел навести в голове хоть какой-то порядок. Теперь начинать все заново.
— Не уймешься.
— Тихий Райверн — мертвый Райверн.
— Дурень!
— Я — Кейр, отец. Среди нас дураков нет.
Родриг протяжно вздохнул и взглянул на светившиеся окна охотничьего дома. Риор, покосившись на Дин-Бьена, коротко усмехнулся. Под его носом захватили собственность рода Кейр, а хозяин даже не знал этого. Под носом… Неужто и вправду позволили предателю запутать их в паутине лжи? Неужто…
«Оставь сына в покое, Род. Хороший мальчишка вырос. Шустрый, так ведь на то и дана молодость, чтобы радоваться жизни. Придет время, и он еще покажет, на что способен. Не ругай парня, он мне нравится», — так говорил о Райверне покойный лиор, и это льстило его отцу…
— Ты уж прости, что я захватил твой охотничий дом, — голос Олафа вырвал высокородного из очередного воспоминания. — Он слишком хорошо спрятан от людских глаз, чтобы пренебречь этим.
— Пустое, — отмахнулся Кейр. — Ты уже здесь, и у тебя дело. Я готов выслушать все, что ты мне скажешь.
— А большего и не надо, — улыбнулся Дин-Бьен. — Здесь остался мой прислужник, он растопил очаг и приготовил ужин. Ты ведь не пожалеешь старому знакомцу пару зайцев?
— Мои зайцы — твои зайцы, Олаф, — усмехнулся Родриг. — Можешь набивать ими брюхо, пока его не разорвет.
— Когда все закончится, я вспомню твою милостивое предложение, но пока мое брюхо должно быть в целости, нам с ним еще нужно вернуть старые долги.
В доме было тепло, уютно потрескивали дрова в очаге, на столе дымилось только что приготовленное жаркое, и в кувшине было налито вино. Его принес с собой Олаф Дин-Бьен для лучшего взаимопонимания и приятной беседы. Все остальное захватчики охотничьего дома позаимствовали в кладовой.
— Где мой сторож? — полюбопытствовал Дин-Кейр, стягивая с рук перчатки.
— О, не беспокойся о нем, — отмахнулся бывший советник. — Он пьян, связан и сладко спит в своей каморке.
— Он пил, когда ты сюда явился?
— Нет, не наводи на славного парня напраслину. Он бы был совершенно трезв, когда к нему постучался мой прислужник, но к моему приезду его сморила усталость. Еще бы, ночь возлияний! Но ты не злись на сторожа, против моего Гимо никто не устоит. Он умеет уговаривать, и пить тоже.
— Да ты настоящий разбойник, Олаф! — воскликнул Родриг.
— Ну, что ты, Род, — скромно потупился Дин-Бьен. — Всего лишь нужда. Она сделает коварным даже праведника. Но не дадим остыть этому великолепному блюду. Признаться, я голоден, как архонова тварь.
