Неожиданный топот привлек внимание Лирна. Топот этот становился все ближе, а вскоре навстречу советнику выбежал страж со стены. Он остановился, взглянул шальным взором, судорожно вздохнул и выпалил:
— Перворожденная.
— Что? — не понял Дин-Лирн.
— Там… — страж тяжело сглотнул. — Под стенами. Вернулась.
— Не может быть, — выдохнул шпион.
— Боги свидетели, она, — кивнул страж. — Живая и с войском. А еще…
— Что? — машинально спросил Лирн.
— На пике голова лиора Эли-Харта.
Глаза Дин-Лирна медленно расширились. Он гулко сглотнул и произнес неожиданно сипло:
— Врешь.
— Задери меня твари Архона, — мотнул головой воин, и советник сорвался с места.
— Душа моя.
Риор с улыбкой протянул руку, и в его ладонь легли женские пальчики. Он поймал взгляд голубых глаз своей супруги и притянул женщину к себе. Она вскинула голову, посмотрела ему в глаза, а после спрятала лицо на надежной груди. Лотт сильней сжал объятья.
— Мы бессильны, — тихо сказал он, глядя перед собой мрачным взглядом.
— Не стоило его ярить, — всхлипнула Ирэйн. — Мы пробудили в нем чудовище.
— Чудовище жило в нем до нас, — ответил Дин-Дорин. — Ирэйн, невозможно всю жизнь опасаться сделать шаг. Тварь останется тварью, превратимся мы в мышей, или будем бросаться на него с мечом. Дядя утихомирит своего шпиона, ему не нужен бунт. Да и Лирн не дурак, он понимает, что последует за его выходкой с детьми. Он хотел вывести нас из себя, и это вышло. Успокойся.
— Ты думаешь, он не осмелится? — женщина вскинула голову и посмотрела на мужа.
— Уверен, иначе отвечать придется перед господином.
— Хоть бы так, — протяжно вздохнула Ирэйн и выпуталась из объятий Лотта.
Он смотрел вслед супруге со смесью жалости и нежности в глазах. За последнее время столько поменялось между ними. Ирэйн, получив от Судьбы удар за ударом и лишившись дурмана наивных грез, шла путем смирения и осознания своих ошибок. Все имеют на них право, и Лотту было за что краснеть, правда, он не шел против своего лиора, и его проделки было невозможно сравнить с тем, во что впуталась его жена. Но самое страшное, что ценой за ее отступничество, пусть и навязанное угрозами и посулами, была смерть. Оставалось только надеяться, что Альвия и вправду уже не вернется, потому что пощады вероломной кузине не будет.
Но еще оставались верные истинной лиори боржцы, кто не простит и не примет фальшивую госпожу. Оставались предатели, втянувшие безнадежно влюбленную девицу в свой заговор. Первые могли нанести удар в спину, вторые тоже, но дождавшись рождения первенца. Никому не была нужна эта совсем еще юная женщина, прошедшая путь от гордыни до растерянности и раскаяния. Никому… Кроме него, так неожиданно полюбившему свою невесту с первых дней знакомства с ней.
Лотт знал о том, что неприятен собственной жене, потом узнал о Дин-Тале. Дядя рассказал ему о тайной страсти Ирэйн, надеясь, что это озлобит племянника, и он перестанет сюсюкать со взбалмошной девицей. Однако риор Дин-Дорин почувствовал не злость, а сожаление. Он вдруг увидел свою жену совсем иной. За напыщенностью разглядел острую неприязнь, которую Ирэйн испытывала к лиору Эли-Харту, за ее раздражением — волнение, за натянутой фальшивой улыбкой — переживание. Теперь о знал, зачем она торопится вернуться в Эли-Борг. И это был отнюдь ни трон риората. Женщину снедал страх, что ее возлюбленный умер. Даже ее ожесточение в Фарисе, когда она выкрикивала в лицо кузине обвинения, Ирэйн мучилась от страха и угрызений совести. Нападая, она защищалась. Не от Альвии или Тайрада, женщина пряталась от себя самой.
И когда все это открылось Лотту, он испытал сочувствие, сильнейшую боль, отправившую его на самое дно Архона, и жесточайшую ревность, а вместе с тем облегчение, потому что познал свою жену и нашел, что ему нравится эта Ирэйн, что таилась под маской гневливой и высокомерной пустышки, какой она казалась всем, кто окружал юную жену риора Дин-Дорина в те дни. Да, Лотт полюбил свою жену всем сердцем и поклялся, что однажды добудет на свет ту, что увидел сквозь фальшивую оболочку. Он принял и смирился с ее любовью, обещав себе, что найдет путь к ее сердцу. Пусть ни сразу, пусть на это уйдут даже годы, но он получит свою супругу, и уже не будет никого в ее душе, кроме него.
Даже признание Ирэйн, что хотела избавиться от него, чтобы воссоединиться с возлюбленным, не сильно обескуражило риора. Он подозревал нечто подобное, потому внутренне был готов к такому развитию событий. А вот к ее откровенности оказался не подготовлен. Это было шагом навстречу ему, и мужчина опешил. Однако вскоре ощутил прилив радости — супруга доверилась ему и начала открываться. И пусть это признание сорвалось с ее уст, когда она рыдала в своих покоев после, едва не свершившегося насилия, но после юлить и отнекиваться Ирэйн не стала. Лотт оценил и это.
Они тогда долго разговаривали. Поначалу, конечно, были ее слезы, крики и ожесточенная борьба при любой попытке обнять. Она оборонялась так отчаянно, что риор сделал новое открытие: его жена так долго находилась под чужим гнетом, что теперь, устав от постоянного страха и давления, начала бунтовать. Пришлось набраться терпения, чтобы переждать этот мятеж из обвинений, больше предназначенных не ему, а лиору Эли-Харту и его шпиону. Выслушать издевательские восклицания и признания в затаенных мыслях. Вот они были направлены на нелюбимого мужа из желание уколоть и сделать больно. Лотт вынес и это, уговаривая себя, что сейчас его супруга очищается от той черноты, что переполняла ее долгое время. Но когда рыдания сошли на нет, и Ирэйн оказалась способна слушать, заговорил он.
Женщина внимала мужу с широко распахнутыми глазами, трогательно всхлипывая и шмыгая носом после потоков слез. И когда он высказал все, что хотел, Ирэйн изумленно спросила:
— Неужто и вправду не злишься на меня? Неужто простишь?
— Нет, Ирэйн, — ответил риор, наконец, притягивая к себе жену. — На тебя не злюсь.
И это было правдой. Лотт приходил в бешенство, когда думал, как с ним поступил дядя и господин, которому он был предан всей душой. То, что его вынудили жениться на незнакомой девице из стана врага, Дин-Дорин еще принял. Так было надо Перворожденному, и спорить Лотт не стал. Да и после, когда увидел свою невесту, ощутил прилив интереса. Однако то, что лиор подослал к лейре Дорин Мара, которому отводилась роль любовника, да еще устроил так, чтобы бы муж не вмешался в унизительные забавы супруги — это приводило в ярость. Что почувствовал Лотт? Он ощутил себя преданным, и тогда собственная верность вероломному родственнику значительно уменьшилась. Потому-то и мчал во весь опор назад в Борг, когда узнал о грядущем сражении, хоть и успел пересечь границу Эли-Харта. Между дядей и юной супругой, которой играли, как бездушной куклой, высокородный выбрал супругу, понимая, что ей нужна его защита. И теперь был безмерно рад, что успел вовремя, предотвратив постыдное насилие.
