— Не-а, Али, не страшно.
— Я сейчас не готова к любовным играм, Тиен, — чуть поморщившись, ответила Перворожденная.
— Я уже знаю, что Кейра провожали до покоев литы. Вы встретились на арене, это я тоже знаю, и даже представляю, каким путем он попал туда. Но я не знаю, что произошло между вами, — так и не отпустив Альвию, сказал Дин-Таль, глядя на нее. — Расскажешь?
Лиори нахмурилась. Рассказывать риору она по-прежнему ничего не собиралась, как не хотела делиться своими переживаниями.
— Распорядись после завтрака, чтобы Ферим зашел к Кейру, — нехотя произнесла Альвия. — Кажется, ему недурно досталось. Не хочу, чтобы он выехал из Борга с разбитым лицом.
— Вы подрались?
Перворожденная усмехнулась и выпуталась из объятий адера.
— Нас ждут придворные, высокородный риор, — лиори первой направилась к выходу. — А вот я вас ждать не собираюсь.
Тиен понял намек. Он опередил госпожу, открыл ей дверь, и когда вышел следом, вновь подал руку. До трапезной залы, они почти не разговаривали. Порой Альвия ловила задумчивый взгляд своего адера, но никак на него не реагировала. И в трапезную вошла с обычным приветствием, не обнаружив ни раздражения, ни досады. Лиори была совершенно спокойна, и напряженность, ясно чувствовавшаяся при ее появлении, постепенно отступила, придворные начали тихо переговариваться.
— Как твое самочувствие, Ирэйн? — с улыбкой спросила Альвия, благожелательно глядя на свою кузину.
— Благодарю, госпожа, — ответила та, — я прекрасно себя чувствую.
— Ты подумала над нашим вчерашним разговором?
— Да, лиори, — лейра Борг склонила голову. — Вы ожидаете ответа прямо сейчас?
— Нет, я навещу тебя позже.
— Как угодно моей госпоже, — ответила девушка и улыбнулась лиори.
Больше Альвия ни с кем не разговаривала, безмолвствовал и Тиен, продолжавший о чем-то размышлять. Перворожденная сейчас думала только о Совете, который должен был состояться ближе к полудню. Там она собиралась обсудить выгоды Эли-Борга от союза с Эли-Хартом, и выслушать мнения советников по поводу сватовства, что они думали о затее Тайрада. Ни на что больше она не отвлекалась, окончательно изгнав из головы воспоминания.
Глава 5
День перевалил за вторую половину. Солнце и не думало покидать небосвод, кажется, погодка была недурна. В такую погоду стоило бы прогуляться, а не сидеть в сумрачных покоях, только вот выбора у невольного узника не было. Он полуразвалился в кресле, широко расставив ноги, и покручивал на пальце шнурок с обережной руной.
— Болван, — усмехнулся мужчина, — какой же все-таки болван. Сам виноват. — Констатировал высокородный риор и надел обратно на шею шнурок. После уместил ладони на подлокотниках кресла и закрыл глаза.
Неплохо было бы вздремнуть, говорят, сон врачует не хуже умелого чародея. Только что мог исцелить его сон? Следы ударов, оставленных лиори, или же вновь стянет края раны, разбередившей душу? На заплывший глаз и разбитые губы Райверну Дин-Кейру было плевать, его лицо знавало раны и пострашней, но зарубцевались даже они, хоть и оставили по себе вечную память из шрамов. А вот душа… С этим не справился бы и самый искусный чародей, не то что простой сон. Впрочем, несмотря на бессонную ночь, спать совсем не хотелось. Хотелось… Чего?
— Твари Архона, — проворчал риор, он и сам не знал, чего ему сейчас хочется.
Наверное, просто забыться и вернуть покой, который он утратил с того мгновения, когда увидел Борг, укутанный пеленой из черных туч. Хотя с тем волнением он еще справлялся, но то, что пробудило проклятое зелье, с этим справиться никак не получалось. Слишком много всего разом навалилось на беглеца. И каждая новая минута, проведенная под крышей этого замка, уничтожала тщательно возведенную стену, отсекшую прошлое от настоящего, возрождая из небытия прежнего Райверна Дин-Кейра. Того, кто почти умер под яростными ударами меча ослепленной горем и болью дочери покойного лиора. Того, кто окончательно издох в муках в горном замке нового господина.
Когда-то объятая огнем душа превратилась в пепел и осела грязным серым осадком в теле молодого риора, уничтожив вместе с собой и боль потери, и сожаления о несбывшемся. Тайрад наполнил опустевший сосуд новым смыслом и новыми желаниями. Он приблизил и возвысил высокородного изгнанника, оценив то, за что должен был бы гневаться. Райверн мог возражать лиору, и делал это, наплевав на разницу в положении и свой долг перед Тайрадом за спасение. Наверное, ему было просто нечего терять. Это ли привлекло внимание лиора к мрачноватому смелому парню, или же у Эли-Харта были свои соображения, но они… подружились, если, конечно, можно было назвать это дружбой. Скорей покровительством, но бывшие враги мирно сосуществовали рядом вот уже восемь лет.
Дин-Кейр получил от господина замок, земли и новое имя, Тайрад сжал в пальцах новый клинок, мастерски отточенный воспитанием в Эли-Борге.
Да, наверное, это и было настоящим предательством Райверна — он служил настоящему убийце отца Альвии, только ведь деваться-то было некуда. Все остальные лиоры выдали бы беглеца лиори Эли-Борг, если бы обнаружили на своих землях, а Эли-Харт нет. Он не выдал беглеца, когда Перворожденная потребовала этого впервые, не выдал и после.
Догадывался ли Тайрад, что Райверна пригнали к нему мысли о мести? Понимал ли, что приютил своего возможного убийцу? Может быть… Да, Дин-Кейр добрался до замка Эли-Харта и просился к нему на службу не ради спасения жизни, тогда еще нет. Риор мечтал принести голову истинного убийцы лиора своей госпоже, обелить имя своего рода и вымолить у нее прощения… А потом пришло известие о клятве, произнесенной дочерью над гробом отца, и Райверн понял, что прощения уже не будет. Клятва, данная мертвецу, была нерушима.
Пока тело еще находится на земле, а душа уже умчалась к Богам, любое слово, произнесенное рядом с покойником, сразу будет услышано Создателями, потому возле мертвецов не клялись, и старались больше молчать, чтобы бестелесный гонец не отнес высшим силам чужие помыслы. А Альвия поклялась, она дала обет, который теперь невозможно было ни отменить, ни забыть, ни оставить не исполненным.
После этого мысли о мести покинули Дин-Кейра. Единственное, что ему оставалось сделать — это самому наложить на себя руки, потому что дважды убийце Перворожденного места на земле уже не будет. Но Райву умирать уже отчаянно не хотелось. Избежав смерти, вновь смотреть ей в лицо он не спешил. И тогда риор перестал мечтать и строить планы, он смерился с новой жизнью и начал давить в себе воспоминания и прежние мечты, выжигал боль, с яростным отчаянием окунувшись с головой в привычки и уклад двора Тайрада Эли-Харта, славившегося разудалым весельем и легкостью нравов, каких не было в Эли-Борге. Строгость и почитание господина, к которым Райверн был приучен, сменилась пьяным разгулом и остротами, порой балансировавших на грани между смехом лиора и удавкой его палача. А вместо трепета влюбленной души появилась похоть, которую он удовлетворял со знатными лейрами и безродными служанками.
