Но все-таки заговорила первой:
— Я принимаю твой упрек, — сказала лиори. — Я признаю, что больше заботилась о собственном обещании, чем о той, к кому оно относилось. Мне казалось, что богатые наряды и драгоценности — это то, что нужно любой женщине. Ты права, нас воспитывали по-разному, и я слабо представляю, что чувствуют и думают другие девицы. Я была занята изучением законов, оружия, ратного искусства и политике. Тебя же учила тем премудростям, какие знают все прочие лейры. И этого мне казалось достаточно. Сейчас я понимаю, что упустила нечто более важное — душу. Хотя не знаю, что бы вышло, если бы я тогда узнала о твоей любви к Тиену. Сама я в то время не видела иного мужчину, кого могла бы назвать мужем. Возможно, итог мог оказаться тем же, что мы имеем сейчас. Об этом нет смысла гадать.
В темнице воцарилось молчание. Ирэйн убрала руки от лица, машинально поправила растрепанные волосы и вновь заговорила:
— Я виновна, во всем виновна и признаю это. Но я не сильная и не храбрая, как вы. Я обычная женщина…
— Ты не слабая, Ирэйн, — лиори неожиданно улыбнулась: — И оказалась достаточно храброй, чтобы вмешаться в замысел заговорщиков и испортить его, пусть и неумышленно. Твоя выходка с похищением Дин-Таля оказалась роковой для предателей. Им не удалось скрыть правду, и к моему возвращению была собрана рать, способная дать отпор хартиям.
Лейра Дорин слабо улыбнулась в ответ:
— Это отчаяние, госпожа. Когда я поняла, что Тиену уготована смерть… Я в жизни так не лгала, как тогда Стину, но мне было нужно, чтобы он не усомнился и не воспротивился, чтобы сделал то, о чем я прошу его. Никого иного у меня в подручных не было.
— Как любопытно, — Перворожденная, склонив голову к плечу, рассматривала кузину: — Ты не смогла преодолеть страха, когда дело касалось твоей жизни, но даже собственная жизнь стала неважна, когда дело коснулось адера. Все-таки любовь — самое невероятное чувство, и как оно способно извратить душу… Я даже благодарна тебе за то, что ты сумела преодолеть страх и сотворила свой собственный маленький заговор. Но не могу простить того, что ты не нашла в себе смелости сохранить и другие жизни.
— Я просто хотела жить, — тихо ответила Ирэйн.
Альвия открыла было рот, чтобы ответить, но закрыла его и задумалась. Она вдруг представила, что в момент испытания конгура на месте Райверна оказался тот же Тиен. Какой выбор бы она сделала тогда? Шагнула бы в огонь или воспользовалась возможностью вернуться и поквитаться с предателями? Что гнало ее в ревущее пламя? Любовь и чувство вины, а еще желание избавиться от гнета клятвы и тем освободить Кейра. Ни любви, ни чувства вины к Дин-Талю, или кому-то другому, лиори не испытывала. Так шагнула бы в огонь ради кого-то другого? И поняла — нет. Только один человек мог перевесить чашу весов, когда на другой лежал целый риорат и жизни тех, кто зависел от нее и ждал возвращения.
Тогда в чем она хотела упрекнуть Ирэйн, когда, по сути, могла сделать тот же выбор? Можно было винить ее во многом, можно было навешать грехи Тьера, Тайрада, Лирна и прочих предателей, которые шли на измену осознанно и охотно, движимые жаждой мести. И, наверное, Перворожденная не стала бы разбираться в мотивах предательства кузины, но она успела пройти через осознание собственной слепоты, слабости и ревности. Обнаружила ошибочность своих суждений в отношении виновности Райверна, итогом чего стал незримый раскаленный прут, бесконечно пронзавший сердце. Она открыла, что не все стоит судить однозначно.
И если Эли-Харт был виновен в том, что желал извести целый род и завладеть чужими землями. Лирн был виновен в том, что отравлял души боржцев, вливал в них отраву лжи, оговаривал и подкупал сладкими речами, то с Ирэйн было все не так просто. Лиори видела и собственные ошибки, которые дали возможность хартийскому шпиону завладеть умом и душой юной лейры, и грех матери, и вправду позабывшей о своей дочери, и слепоту няньки, не заметившей перемен в своей подопечной. Нет, Альвия не оправдывала кузину, она была виновна, но вот степень ее вины теперь не казалась столь велика. Кукла, которую только заманили посулами, чтобы не взбрыкнула в решающий момент, а после использовали на чужое благо, не дав ни единой возможности собственных действий. Всего лишь ширма для Эли-Харта, до которой уже все было обдумано и решено. Обозлившийся зверек, загнанный в угол собственным страхом. Лирн знал, на что давить. Но даже маленький зверек, способен тяпнуть за палец так, что это приведет к смерти. И Ирэйн тяпнула, выкрав Дин-Таля.
— Что ты чувствовала, когда увидел гибель людей, которых собрали в тронной зале?
— Ужас, поистине животный ужас, — невольно вздрогнув, ответила лейра. — Если можно было ненавидеть Лирна и Эли-Харта сильней, чем я их ненавидела раньше, то в тот момент моя ненависть выросла настолько, что ей стало тесно в моем теле. Я не хотела зла боржцам. Я надеялась на то, что со временем завоюю их уважение, что научусь править, и Эли-Борг останется Эли-Боргом. Но когда Лирн притащил меня в тронный зал, чтобы принять клятву… Но даже тогда я не могла представить, что он сотворит, как не могла представить, что они собираются вырезать женщин во время нападения на вас. Думала, что падут только воины, которые вас защищают, и еще… вы.
— Скажи мне честно, Ирэйн, из рода Борг, ты хотя бы сожалеешь о том, что не нашла в себе смелости и не открыла мне правду о заговоре? Теперь у тебя появилось то, чего не было тогда — опыт. Ты можешь сравнить и оценить себя прежнюю с собой нынешней. Как поступила бы сегодняшняя ты в те дни?
Лейра Дорин некоторое время смотрела на лиори, и наконец призналась:
— Не знаю, правда. Я не хочу лгать, натягивая на себя чужую рубашку. Но знаю точно, что не хочу повторения пройденного пути. Трон оказался для меня слишком узким, венец жег чело, и та дорога, которой я хотела прийти к сердцу адера, завела меня в пропасть Архона. Но главное, я потеряла мужчину, который искренне любил меня. И это моя самая тяжелая утрата. И это тоже моя вина…
Альвия неспешно кивала головой, слушая Ирэйн, и когда та замолчала, поднялась со стула.
— Быть по сему, — произнесла она. — Ты сама определила для себя наказание. Я оставляю тебе жизнь, и ты продолжишь ее, помня о том что сотворила, и о том, что утратила. Завтра поутру ты отправишься в Тангорскую крепость, где останешься до самой своей смерти, которая наступит в положенный ей срок. Все, что у тебя остается — это сожаления, воспоминания и совесть. Этот палач не даст тебе пощады.
— Боги, — выдохнула Ирэйн и прижала ладони к побледневшему лицу.
— Тебе понятен твой приговор?
— Да, госпожа, — прошептала лейра Дорин.
Перворожденная кивнула и направилась к дверям, когда услышала, едва различимый шепот:
— Нам не дано скорого свидания, Лотт… До смерти в клетке… Боги.
Альвия поджала губы и вышла из темницы, так и не обернувшись. Она оставила Ирэйн наедине с ее собственными тварями Архона, но еще несколько раз возвращалась мыслями к одинокой узнице. И сейчас, стоя на крепостной стене Борга и глядя на удаляющуюся карету, лиори протяжно вздохнула. После подняла глаза к небу и прошептала:
